Последний бросок на запад
Шрифт:
Глаза у Чернышева сверкнули.
— Вот это да!.. — воскликнул он, восхищенно осматриваясь.
Затем деловито принялся за грабеж. Стянув со спины вещмешок, от начал запихивать туда блоки сигарет, перчатки, носки — все, что только попадалось под руку…
Емельянов прошел в угол, где на полке стояла обувь. Детские ботинки, женские туфли на высоких каблуках, мужские штиблеты, блестящие лакированной поверхностью… Кожаных высоких ботинок или сапог, так ему необходимых для переходов в горах, не было.
— Черт!
— Что такое? — спросил Вадим, который запихивал в свой порядком вздувшийся мешок бутылки с водкой.
— Да опять не смог себе обувь выбрать. Чего тут только нет! Только не то, что мне нужно! — Емельянов стукнул кулаком по полке, отчего на пол посыпались банки с пивом, выстроенные на ней в форме пирамиды.
— Да ладно тебе! — весело отозвался Вадим. — Не расстраивайся, подберешь себе еще где-нибудь.
— Будем надеяться на это… Кстати, тут пожрать ничего нет?
— Только шоколад. Я взял упаковку «Сникерса». Ты, главное, курево бери, а то неизвестно, когда в следующий раз достанем…
Емельянов скинул с плеч свой вещмешок и, положив туда несколько блоков «Мальборо», подошел к кассе.
Запертая на ключ, она не поддалась даже мощному удару приклада. Тогда Дима отпустил предохранитель и, направив ствол на блестящие кнопки, дал короткую очередь. Кассовый аппарат дзинькнул, и нижнее его отделение, предназначенное для денег, выдвинулось вперед.
— Ну что там, есть «капуста»? — спросил Чернышев, следя за манипуляциями друга.
— Так, одна мелочь… — ответил Емельянов, запихивая в карманы деньги.
— Давайте отваливать, — сказал Горожанко, безуспешно пытаясь застегнуть свой переполненный награбленным добром мешок.
— Давай, — согласился Вадим. — Кстати, Емеля, примерь перчатки. Вроде твой размер.
— Да, как раз на меня. Спасибо!
Тонкие кожаные перчатки были впору.
И наемники, пригибаясь под тяжестью поклажи, направились к выходу.
Идя по улице, они внимательно смотрели по сторонам: в любой момент, из любого дома могла еще раздасться автоматная очередь; никто не мог дать гарантии, что горожане, большинство из которых наверняка были вооружены, не станут стрелять.
В той части города, куда они забрели, четников не было видно. Только изредка из окна выглядывало лицо кого-нибудь из местных жителей. Но встретившись взглядом с наемниками, моментально исчезало.
Издалека до них доносились то одинокие выстрелы, то целые очереди.
— Давай быстрее, — сказал Вадим, обеспокоенно осматриваясь по сторонам. — Что-то здесь подозрительно тихо…
— Да ладно тебе… — Горожанко похлопал себя по груди, и Вадим с Дмитрием с удивлением заметили, что из-под куртки у него выглядывает бронежилет.
— Ты где взял?
— Снял с одного хорвата!
— С мертвого? — с отвращением спросил брезгливый Чернышев.
— Да нет, вроде еще живой был.
— Еще? — усмехнулся Емельянов.
— Ну, когда снимал, так живой был. А потом я его пришил, чтобы не мучился…
Емельянов поморщился и свернул за угол, откуда слышались возбужденные голоса.
Во дворе одного из домов полукругом стояло человек пятнадцать сербов. Они весело смеялись и свистели, подбадривая двоих четников, которые за руки держали девушку.
Красивая, большеглазая, темноволосая, стройная девушка в чистом белом платье казалась голубкой, попавшей в лапы коршунов.
Здоровенный небритый детина, обнажив свои желтоватые зубы и брызгая слюной, задрал ей юбку и попытался сорвать трусики. Изголодавшиеся по женщинам вояки уже выстраивались в очередь.
Емельянов замер, сжав кулаки. Кровь бросилась ему в голову. Перед глазами вдруг, как наяву, встала картина события, происшедшего полгода назад возле Рогожского рынка. Слепая ярость помутила его сознание, и, зарычав, он рванулся вперед, как бык на тореадора.
Отшвырнув в сторону серба, уже стянувшего с девушки трусики и расстегивавшего ремень на своих ватных штанах, Дима схватил за грудки одного из тех, кто держал девушку за руку, и, посмотрев налитыми кровью глазами ему в глаза, выдавил:
— Отпустите ее!
Шум сразу же стих; все замерли, ожидая развязки.
— Я сказал, отпустите ее! — повторил Емельянов, прищурившись.
— Да ты чего, тронулся, что ли? — произнес сербский воин, пытаясь отстраниться от Емельянова.
Но зная характер и бойцовские качества этого бешеного русского, он отпустил рыдающую девушку и отошел в сторону. Другой последовал его примеру. Девушка одернула подол и закрыла лицо руками, дрожа всем телом.
Со всех сторон посыпались недовольные возгласы:
— Это наша баба, мы ее первыми нашли!
— У него что, мозги съехали?
— Да что он лезет не в свое дело?..
— Тут ему не Россия…
— Выкинуть его надо отсюда…
— Они наших женщин насилуют, а мы что — церемониться будем?
Емельянов, заслонив девушку собой, встал, положив руки на автомат и направив нехороший взгляд в толпу.
Все знали, с какой легкостью Дима расправился с Кабанчиком, физическая сила которого была легендарной. Поэтому желающих выступить против него не нашлось. А стрелять в своих? Тогда капитан Стойкович не пощадит.
— Никто ее не тронет! — металлическим голосом сказал Емельянов — Если кто не согласен со мной, пусть скажет! — И резким движением взвел автомат.
Толпа отпрянула назад.
— Да ладно, могут же быть у человека бзики! — сказал один из четников по кличке Цыган, смуглый, черноволосый серб, худой и жилистый, которого прозвали так не только за внешний вид — он и в самом деле был похож на цыгана, а еще за умение петь и красочно рассказывать байки о своих приключениях.
— Пошли, ребята, потом разберемся!