Последний бросок на запад
Шрифт:
Как только Чернышев и Емельянов забрались в машину, та рванула с места и помчалась в направлении, известном только водителю да командиру.
Высадили всю группу возле сербских дозорных постов. За склоном горы сплошного леса уже не было — перелески чередовались с полями, покрытыми снегом.
След в след, опасаясь мин, шли около часа. Впереди шел серб, который до этого вел автомобиль. Он здорово рисковал, так как в любой момент мог нарваться на мину. Идти было трудно — то крутой подъем, то спуск, и Чернышев очень быстро начал жалеть, что после армии практически полностью забросил тренировки, заменив их крайне редкой утренней разминкой.
Наконец проводник по приказу Ивицы остановился. Осмотревшись, командир указал на две невысокие горушки по ту сторону лощины.
— Там.
— Что там?
— Эти две высоты контролируются босняками. Скоро мы будем их брать, поэтому необходимо разведать все пути подхода.
Он предупредил, что в этом месте надо быстрее передвигаться от сосны к сосне.
— Снайперам здесь плохо стрелять, слишком много деревьев, но если дать им время, то они могут и хорошо прицелиться. Не надо стоять на открытом месте.
Потом Стойкович всем по очереди дал посмотреть на боснийские сопки в бинокль.
— Как будто и нет войны, — пробормотал глядящий в бинокль Чернышев. — Чистый снег, красивые деревья. Вон даже кто-то из крестьян стожок сена оставил.
Дима молча посмотрел в бинокль, после чего передал его Ивице и спросил:
— Это все? Мы идем домой?
— Да. Только домой надо еще попасть. Здесь очень много снайперов. И на мины можно напороться, так что будьте очень осторожны — возвращаемся только по своим следам.
Словно в подтверждение слов командира, пуля ударила в приклад автомата харьковчанина Андрея.
Как по команде, все упали в снег, который был настолько глубок, что мог скрыть даже сидячего.
— Теперь только ползком, — тихо сказал Стойкович. — Нас мало. Бой начинать нельзя. Уходим.
Ползком среди редких деревьев группа обогнула простреливаемое поле, и только добравшись до густого леса, все смогли встать в полный рост.
— Вот меня и покрестили, — сказал Андрей.
— Дай Бог, — отозвался Ивица. — Пусть эта пуля будет первой и последней, которая так близко подлетела к тебе. А теперь всем внимание, здесь могут быть мины.
Все снова выстроились в цепочку и пошли в сторону своих постов.
Дима и не заметил, как стал называть сербов своими. Он вздохнул с облегчением, когда они покинули зону обстрела, но в душе осталась небольшая досада — очень хотелось немного пострелять в «иноверцев». Нужно было зарабатывать авторитет, чтобы не дергали, как мальчишку, по каждому пустяковому поводу.
В этом плане он завидовал Тузу, которому сербы доверяли даже командование своими отрядами, сформированными из самых старых и опытных бойцов. Если хорваты узнавали про вылазку отряда под командованием Туза, то в экстренном порядке увеличивали количество постов — он мог появиться в любом месте и, несмотря на меньшие силы, произвести страшное опустошение.
«Ладно, не последний раз», — утешил себя Дмитрий.
Вскоре показались посты сербов и уже знакомая машина, Можно было расслабиться. Разведывательная группа прибыла на базу без помех.
Дима посмотрел на часы — вылазка заняла чуть больше четырех часов, а казалось, что они только ползли по злосчастному полю часов пять.
Видя, что все целы и невредимы, товарищи закидали их вопросами.
— Что видели?
— На «паштеты» не напоролись?
«Паштетами» называли здесь небольшие мины за сходство с баночками мясных консервов.
Невпопад отвечая, Чернышев и Емельянов пробрались в свою комнату, а Андрей и Игорь остались делиться впечатлениями.
— Может, поедим? — спросил Вадим.
— Давай. Может, и не только поедим.
— Серьезно? Одобряю! — сказал Чернышев.
— По такому поводу можно. Все-таки, что ни говори, первая операция.
Вадим залез к себе в сумку и достал бутылку румынской водки.
— Егор упустил по дешевке, — пояснил он. — Сказал, что гадость неимоверная. Сейчас попробуем.
Взяв с тумбочки два граненых стакана, Чернышев налил по половине и произнес очень серьезно:
— Чтобы вернулись на родину.
Однако Емельянов отрицательно замотал головой:
— Я возвращаться не хочу. Давай лучше за то, чтоб живыми отсюда выбраться. И невредимыми.
Вадим одобрительно поднял стакан и залпом осушил его.
— Гадость, — подтвердил он оценку казака. — И как ее пьют?!
— Жуткая гадость, — добавил Дима, быстро закусывая водку салом. — Хоть бы соленые огурчики были, а так я больше пить не буду. Пусть на следующий раз останется.
И, почувствовав, как тепло медленно разливается по телу, добавил:
— Пойду к нашим. Поделюсь впечатлениями, если Игорь с Андреем еще не все рассказали…
— Или морду кому-нибудь набью, — дополнил повеселевший Вадим.
Дима посмотрел на него уничтожающим взглядом и вышел.
Почти вся группа сидела в гостиной. Кто-то спросил:
— А по существу? Что сербы?
— Если по существу, — вклинился в разговор Емельянов, — то обмундирование ни к черту не годится. Ноги задубели, плащ всеми ветрами продувается. А как проползли немного, так он вообще чуть ли не на части расползся! Если не хотим ноги пообмораживать, то надо к каптеру идти, чтобы выдал теплые носки или толковые портянки. В дальний рейд в этой одежде и рыпаться нечего.
— Егор, позови каптера, — тут же сказал кто-то из казаков.
Сколько ни спрашивали у каптера про утепление, он на все вопросы и требования отвечал односложно:
— Нет.
Ближе к вечеру случилась тревога. В гостиную вбежал встревоженный Стойкович и сообщил, что на сербский пост напали босняки. Подразделение Стойковича, в которое после утренней разведки включили Емельянова, Чернышева, Горожанко и Бирюка, было готово уже через десять минут.
Когда все уже загрузились, в последний момент в машину заскочили Саша и Егор.