Последний год
Шрифт:
Он, Одоевский, не может поверить в столь легкий переход на сторону мятежников дворянина и офицера Швабрина.
Пушкин ответил кратко: не только черный народ был за Пугачева, были случаи добровольного перехода к Пугачеву и среди офицеров. Автор может сослаться на бесспорные документы.
Теперь разговор мог бы коснуться главного. Но Владимир Федорович уклонился от продолжения.
– Перечту повесть еще раз и два, – сказал он с обычной своей кротостью, – и тогда, надеюсь, само собой разрешится мое
Владимир Федорович ждал случая поведать Пушкину о статье, написанной им в Крыму. Но еще не имел ответа от Шевырева из Москвы. Он уже напоминал почтенному Степану Петровичу, коря его за медлительность. А Пушкину объявить не решался. Только поглядывал на него с видом заговорщика.
Поэт переговаривался с хозяйкой дома. Внимание Веры Федоровны привлекла любовная интрига «Капитанской дочки». К княгине присоединилась Софья Николаевна Карамзина. Впрочем, гости давно вели оживленную беседу, повернув от воспоминаний о временах прошедших к быстротекущим событиям петербургского дня.
Едва встали из-за стола, Вяземский снова завладел Пушкиным:
– Когда выдашь повесть читателям, Александр Сергеевич?
– Не замедлю, если только пропустит цензура. На днях отослал последние листы. Коли вывезет кривая, буду печатать в журнале.
– В журнале? – удивился Петр Андреевич. – Неужто не прибыльнее издать отдельной книгой? Смотри, останешься, брат, в накладе…
– Знаю. Но другого выхода нет, надо поддержать журнал.
– И, стало быть, не получишь за повесть ни гроша? Ох, и не везуч же ты на барыши, Александр Сергеевич!
– Дай срок, управлюсь как нельзя лучше.
– Пошли тебе бог, – заключил Вяземский, но в добром его пожелании не было никакой уверенности.
И Пушкин разговора не продолжал.
После унизительных переговоров с содержателем Гуттенберговой типографии возникла, может быть, спасительная, но единственная возможность – тираж журнала, уже сокращенный вдвое, снова урезать.
Именно об этом думал поэт, возвращаясь от Вяземских.
– Ты устал, мой друг? – участливо спросила Наталья Николаевна.
– Представь, нимало, – отвечал Пушкин. – Когда дело сделано и мой Пугач пойдет к людям, с новым чувством смотрю на свое создание… Как несовершенно и неполно оно против истории!
Наталья Николаевна отдалась своим мыслям: у кого бы узнать наверное о здоровье барона Дантеса-Геккерена?
А дома, перед сном, встала на молитву. Всевышнему можно во всем открыться. Но в чем она согрешила?
Наталья Николаевна перечла молитвы, как молилась в детстве. Мир снизошел в ее душу. Нет на ней греха. Никогда не забывает раба твоя, господи, ни о долге жены, ни о женской чести… Будь же милостив, боже, ко всем страждущим и болящим!
И еще раз набожно перекрестилась.
Глава шестнадцатая
Едва кончив первое после болезни дежурство в полку, поручик Геккерен помчался в голландское посольство.
Обрадованный, не видевший сына более суток, барон Луи пошел к нему навстречу с простертыми объятиями.
– Батюшка, – сказал, отстраняясь, Дантес, – я не застал вас вчера и не решился доверить бумаге новость, которую должен объявить вам…
– Садись, садись, мой дорогой, – барон Луи придвинул кресло. – Ты чем-то расстроен, мой мальчик? Я предпочел бы жить без твоих новостей, но чаще тебя видеть…
– Я тоже предпочел бы жить без тех новостей, которые обрушились на мою голову. Сам сатана не мог их придумать. – Жорж встал с кресла и, вытянувшись, отчеканил: – Я вступаю в законный брак и почтительно прошу вашего благословения.
Барон Луи отпрянул. Шутка Жоржа показалась ему нелепой и неуместной. Но Дантес не дал ему опомниться:
– Выслушайте меня – и вы первый присоединитесь к моему решению. Итак, я женюсь!
Дантес говорил совершенно серьезно. Но барон Луи рассмеялся:
– Ты в этом уверен? А?. Но ведь сегодня не первое апреля, а только второе ноября по русскому календарю… Ты плохо выбрал день для шутки.
– Я разобью сейчас ваши последние сомнения, мой дорогой родитель. Я был у генерала Адлерберга…
– Но до сих пор у генерала, насколько я знаю, не было подходящей для тебя невесты. Или он действует по чьей-нибудь доверенности? Тогда мы будем благодарить за честь, хотя, признаюсь, в Петербурге несколько торопятся с твоей женитьбой.
– Это произойдет раньше, чем вы думаете.
Жоржу надоела болтовня барона Луи. Он присел в кресло и рассказал все, что узнал от Адлерберга.
От растерянности барон Луи перешел к полной сосредоточенности. Слушал, потирал виски, глядя на Жоржа, словно пытаясь отогнать тяжелый, дурной сон.
– Но почему ты уверен, Жорж, что почтенный Адлерберг говорил от имени императора?
– Я не стал требовать от него доказательств, совершенно излишних. Если генерал ссылался на заботливое внимание к моей особе со стороны его величества, это значит, что я получил прямой приказ…
– А невеста? – У старого дипломата, искушенного во всевозможных амурных историях, происходящих в императорских дворцах, родилась новая мысль. – Тебе ее назвали?
– Нет. Предполагают, очевидно, что я лучше справлюсь с этим сам.
Стало быть, император не предлагает невесты, в участи которой он мог быть особо заинтересован. Посланник расстраивался все больше и больше.
– Ясно одно, мой отец и друг, – продолжал Дантес: – или я женюсь, или могу оказаться очень далеко от Петербурга. Его величество, как вы знаете, не любит шутить…