Последний маршал
Шрифт:
Слава Богу, здравый смысл у него был, и, как я понял далее из рассказанного им, совсем даже не капля, а гораздо, гораздо больше.
— Говоря о необходимой обороне, я имел в виду оборону страны. Родины. На самых верхах власти готовится страшное предательство, которое грозит превратиться в катастрофу, если этих людей не остановить.
Ну вот. Что и требовалось доказать. Но может быть, стоит ему намекнуть, что разговор наш записывается на пленку? Ладно, послушаем пока дальше.
— Вы можете рассказать что-то конкретное?
—
Да, эта встреча мне нужна была больше, чем им. Но я и представить себе не мог, насколько был прав.
Я уже хотел дать понять собеседнику про записывающие устройства, но Аничкин меня опередил:
— Я отдаю себе отчет, что мой голос в эту минуту могут записывать на пленку. Но я этого не боюсь, — твердо заявил он. — Правды нельзя бояться. Для них, для тех, кто организовал все это, ничего нового я не скажу, но если есть крохотная надежда, что мои показания станут достоянием гласности, значит, нужно использовать любую возможность, чтобы это произошло. Итак, я повторяю: в высших эшелонах власти и силовых структур действует группа заговорщиков. Эти люди делают все, чтобы дестабилизировать ситуацию в стране. Я не знаю всех конкретных действий этих заговорщиков, но одно я могу назвать. И уже это одно могло бы натворить столько беды, что мало не показалось бы. Я утверждаю, что через меня эти люди пытались передать чеченским боевикам Дудаева две атомные бомбы.
— Что?! — не поверил я своим ушам.
— Эти бомбы находились в двух небольших чемоданчиках. Мне сказали, что я должен передать чеченцам неисправные ядерные установки «Самум», которые засекречены, но о которых почему-то знают люди Дудаева. Мне сказали, что делается это с целью выявить источник информации в ФСБ. Мне сказали, что Стратегическое управление — это подразделение в составе службы безопасности, которое предназначено для выявления предателей в нашей среде. Но они сами оказались предателями. Они вручили мне для передачи чеченцам настоящие ядерные бомбы.
— Но почему именно вам? — не понимал я.
— Я стал опасен, я задавал слишком много ненужных вопросов, так я это понимаю. Они решили использовать меня и потом меня же обвинить, если бы где-то что-нибудь всплыло. Я бы не смог доказать, что выполнял приказ.
— Все это похоже на бред сумасшедшего.
Он вдруг жестко посмотрел на меня и так же жестко, как это могут делать профессиональные чекисты, проговорил, глядя мне прямо в глаза:
— Скажите мне: как вы узнали, что я здесь?
Я замялся, но все-таки ответил:
— Во-первых, ко мне обратилась ваша жена. А генерал Петров
— Не лгите, — приказным тоном бросил он. — Вы знаете, кто такой генерал Петров?
Внутренне я махнул рукой на все. Пусть попробуют и меня арестовывать. Только вряд ли у них это получится так же легко, как с Аничкиным. Я уже предпринял специфические меры предосторожности. Да и потом, что они, не догадываются, что мне известно, кто такой генерал Петров?
Я ответил Аничкину:
— Генерал Петров — активный член Стратегического управления.
— Правильно! — тут же согласился он со мной и вдруг удивленно на меня посмотрел. — Так вы знаете? Вы тоже?..
— Я — нет. Я только расследую дело об убийстве высокопоставленных лиц.
— И вам дали со мной свидание, — вдруг спокойно сказал он. — Понятно.
— Что вам понятно? — начал я злиться. За кого меня принимает этот человек?
Но, когда он ответил, многое стало проясняться. Генерал Петров, оказывается, имел на меня вполне конкретные виды. Он был очень корыстным человеком, этот генерал.
— Они хотят знать, где бомбы, — так же спокойно проговорил Аничкин.
— Как это? — растерялся я. — Вы спрятали от них бомбы?
— Да. Я один знаю, где они находятся.
Я не верю в несгибаемых партизан в наше время. Неужели они не могли вышибить из него местонахождение этих бомб? Просто не верится.
— А почему они не приняли соответствующих мер? — с вызовом спросил я.
Он посмотрел на меня и усмехнулся.
— Это не так-то просто сделать, — сказал он. — Если они вздумают меня пытать, может получиться нежелательный резонанс, а они его избегают. Зато можно бессрочно держать меня здесь. Мы из одной «конторы», так что они под разными предлогами могут вести мое дело до бесконечности. Но время, думаю, работает против них.
— Вы думаете? — вяло проговорил я.
— Уверен. Как там выборы проходят?
Черт! Я и забыл обо всем этом.
— О результатах говорить еще рано, — осторожно ответил я. — Завтра утром будут известны только предварительные результаты.
Выборы-то сегодня! Черт…
— Вы проголосовали? — спросил он меня.
— Избирательные участки работают до десяти, — почему-то извиняющимся голосом ответил я. — Так что успею.
— И за кого вы?
— За Ельцина или Явлинского, там посмотрим.
— О чем думает этот Ельцин? — зло проговорил он, глядя в пустоту. — Набрал себе помощничков.
Я подивился загадочной душе русского человека. В тюрьме сидит, можно сказать, ни за что и о выборах говорит. Что чекист, что бабушка из трамвая.
— А я не голосовал, — сообщил он мне. — Никто так и не пришел.
— Почему? — возмутился я.
— А кто их знает, — устало проговорил он и переменил тему: — Теперь вы понимаете, почему они дали вам со мной встретиться?