Последний поклон президента
Шрифт:
– Могу я куда-нибудь присесть?
– Да, вон табурет, возле окна.
Илья Васильевич посмотрел на свои ботинки, но снимать их не стал. Подойдя к табурету, Егоров скинул куртку и положил ее на край дивана. Костя стоял в нерешительности, не зная, как себя вести.
– Константин, да вы садитесь, я задам вам пару вопросов и все, - взял в свои руки инициативу Егоров.
– Хм, да, да...
– Симигин устроился на краешке дивана.
– Я просто не понимаю, что за визит в три ночи?
– Обстоятельства.
– Но меня уже допрашивали вечером, я дал показания, что еще вам от меня надо?
– в голосе Симигина послышалось раздражение.
– Этот допрос - дополнение, вернее, это не допрос, а беседа, так сказать, кое-что надо прояснить, - сурово ответил Егоров.
– Да, но нельзя ли было сделать это утром? Все-таки ночь, хоть какое-то представление вы имеете о личной жизни?
– обиженно буркнул Симигин.
– Прошу прошения, но дело серьезное! С вашего разрешения, чтобы все быстро закончилось, я запишу ваши показания на магнитную ленту.
– Егоров достал из кармана брюк диктофон и положил его рядом с Симигиным.
– Да, вот так? А если я откажусь?
– Ну, это ваше право! Но я хотел так ускорить процесс. Нам для комиссии надо кое-что быстро узнать, экспертизу торопят из Москвы, а эксперты работают круглые сутки! Вот я и подумал, что вы нам пойдете навстречу, - печально сказал Егоров и потянулся к диктофону.
Симигин хмыкнул и махнул рукой:
– Да ладно уж, пишите, только давайте быстро! Я спать хочу! Я в последнее время и так не сплю! Тут вот первую ночь удалось заснуть, а не дали!
– Спасибо, начнем тогда, чтоб быстрее!
– Егоров включил кнопку записи на диктофоне.
– Когда вы увидели, что летите на ЛЭП?
– Когда? Да я вообще не видел, провода прямо перед кабиной появились!
– удивился вопросу Симигин.
– Значит, туман был плотный?
– Как молоко, видимость - метра два от кабины, ну, это, конечно, относительно, скорость-то у нас километров шестьдесят была.
– А когда он появился? Когда вы увидели, что туман в горах? Неужели раньше не могли свернуть? Назад вернуться?
– Да в том-то и дело, что туман-то этот мы вообще не видели. Как пошли на снижение в горы, так он перед нами и возник! Мы же погоду не раз запрашивали - никакого тумана, солнечно, видимость - двадцать километров! Я же все это рассказывал вашим, ну, прокурорским!
– Да, я знаю, - соврал Егоров.
– Ну, а что опять спрашиваете? Вы же сами просили говорить по-другому, а сейчас опять мою версию назад, что ли, тянете?
– Нет, сейчас нужна правдивая версия, это необходимо для составления экспертизы.
– Но я же правдивую и рассказывал, - Симигин зевнул и потер глаза кулаком.
– Расскажите еще.
– Ну, что, спрашивайте!
– А вертолет был исправен?
– Да, все было в порядке, но когда мы влетели в горы, ну, над хребтом пошли, вот тогда все и началось! Приборы как сдурели! Все стрелки на ноль! Радиокомпас отказал, мы сразу неладное почувствовали! Рашид хотел вернуться, но было поздно!
– А земля? Что земля, что диспетчер-то вам говорил?
– Так это же на пленке переговоров можно послушать, вы же сами можете все расшифровать! Что говорить-то?!
– возмутился Симигин.
– Нет, пленка одно, а сейчас важно то, что вы можете пояснить. У вас-то лично, какое впечатление сложилось от всего произошедшего?
– допытывался Егоров.
Симигин на него удивленно посмотрел и тихо, словно боясь своих слов, ответил:
– Так я же сразу сказал, что все было похоже на то, что все это подстроено! Как будто специально кто-то все делал! Приборы, туман! У нас такого, у меня в частности, за всю мою летную практику не было!
Егоров покосился на диктофон. Он молил бога, чтобы именно эти слова записались на ленту.
– А что вы так спрашиваете, будто не знаете?
– заподозрил неладное Симигин.
– Да нет, нет, все хорошо.
– Вы же сами просили, чтобы я этого не говорил! Про Рашида говорили, что ему, ну в крайнем случае, условно дадут, что семья у него! И меня, ну я тоже ведь еще летать хочу! Что, поменялось что-то?
– допытывался Константин.
– Да нет, нет, успокойтесь, успокойтесь!
– Егоров выключил диктофон и сунул его в карман.
– Странно все это. Одни приходят - одно просят, чтобы я вообще это не говорил! Тут второй, ночью, уже - обратное!
– недовольно бурчал Константин.
В этот момент послышался едва уловимый шум в коридоре. Хлопнула входная дверь, и раздался глухой удар. Егоров вопросительно посмотрел на Симигина. Тот махнул рукой и успокоил его:
– Да это Анька, опять, наверное, в ларек поползла за водкой. Она круглые сутки ползает. Пропила все, что есть в комнате. Вот, остался телевизор, наверное, и его скоро! Все бы ничего, но вот дружки-бухарики ее надоели!
Но Егоров не дослушал Константина. Он встал с табуретки и на цыпочках направился к двери. На ходу Илья Васильевич достал пистолет из подмышечной кобуры и передернул затвор. Симигин с испуганным удивлением смотрел на эту сцену. Егоров, поймав его взгляд, приложил палец к губам, показывая, чтобы тот не шумел. Симигин громко икнул и уставился на дверь. Егоров подошел к стоящему рядом шкафу и, встав за него, затаился.
Несколько секунд в комнате стояла полная тишина. Затем послышался слабый скрип половиц. За дверью кто-то осторожно переступал по полу. Егоров замер, словно кот перед броском на мышь.
Внезапно раздался удар, и дверь распахнулась. Сидящий на диване Симигин в ужасе раскрыл рот, но крикнуть не успел. Две пули угодили ему в грудь, подняв багровые фонтанчики крови. Костя повалился на пол, уткнувшись лицом в грязный половик. Егоров два раза выстрелил в открытую дверь. Послышался резкий вскрик и стон. Илья Васильевич рванулся к выходу, стараясь ошеломить противника внезапностью. У двери на полу корчился стрелявший в Симигина киллер. Егоров перепрыгнул через него и отскочил к противоположной стене.