Последний полицейский
Шрифт:
– Нико!
– Я вернусь. Я тебя не брошу.
Связь прерывается. Тишина.
Я на ста двадцати пяти милях в час гоню всю дорогу до расположения Нью-Гэмпширской национальной гвардии, на ходу с приборной панели переключаю красный сигнал светофора на зеленый, выжигаю драгоценный бензин, как лесной пожар древесину.
Руль дрожит под руками, я на полную мощность ору себе: «Глупо, глупо, глупо!!!» Надо было ей сказать, почему я не сказал? Надо было рассказать дословно все, что я услышал
Я звоню на службу Элисон Кечнер и, конечно, не могу дозвониться. Повторяю звонок, телефон отказывает, и я со злостью зашвыриваю его на заднее сиденье.
Черт побери!
Теперь она затеяла какую-то глупость! Подставится под пули военной полиции, попадет за решетку за компанию со своим придурком.
Я со скрипом торможу перед входом в расположение нацгвардии. Как идиот, набрасываюсь на часового у ворот.
– Эй, простите, меня зовут Генри Пэлас, я детектив, и я думаю, здесь моя сестра.
Часовой молчит. Это не тот, которого я видел в прошлый раз.
– У вас сидит муж моей сестры, и я думаю, она тоже здесь. Я ее ищу.
Часовой равнодушно отвечает:
– В данный момент у нас нет заключенных.
– Что? Да, но… О, это вы? Алло?
Я размахиваю руками, машу обеими руками над головой, потому что увидел знакомое лицо. Та крепкая резервистка, которая охраняла камеру в мой прошлый визит к Дереку. Женщина в камуфляже, невозмутимо ожидавшая в коридоре, пока я пытался добиться от него толка.
– Эй, – зову я, – мне нужно повидать арестованного. Она шагает прямо к нам. Я наполовину высунулся из машины, припаркованной у проходной наискось, как попало, с работающим мотором.
– Простите? Здравствуйте. Мне нужно еще раз повидать заключенного. Извините, я без предупреждения. Это срочно. Я полицейский.
– Какого заключенного?
– Я детектив… – Я сбиваюсь на полуслове. – Что вы сказали?
Она наверняка знала, что я подъехал. Увидела машину на мониторе или еще где и вышла к воротам. От этой мысли почему-то становится холодно.
– Я сказала: какого заключенного?
Я молчу, переводя взгляд с резервистки на часового. Оба уставились на меня, оба касаются прикладов автоматов, которые висят у них на груди. «Что здесь творится?» – вот о чем я думаю. Нико здесь нет. Здесь не слышно ни сирен, ни тревожных криков. Только далекий треск винта: где-то на обширной территории садится или взлетает вертолет.
– Мужчина. Арестованный. Здесь был парень с дурацкими дредами, он был там… – я машу рукой в направлении гауптвахты. – В камере.
– Не знаю, о ком вы говорите, – отвечает часовой.
– Да, но вы-то знаете? – Я непонимающе смотрю на резервистку. – Вы там были.
Солдат, не сводя
– Здесь не было никаких молодых людей.
Едва я возвращаюсь в машину, звонит телефон, и я перегибаюсь к заднему сиденью, отчаянно нашаривая трубку.
– Нико? Алло?
– Эй, спокойней. Это Калверсон.
– О… – выдыхаю я. – Детектив…
– Слушай, ты, кажется, упоминал некую Наоми Эддс. По делу о повешенном?
Сердце у меня дергается и бьется в груди, как рыба на крючке.
– Да?
– Ее только что нашла Макконнелл в здании Уотервест. В страховом бюро.
– Что значит «Макконнелл нашла»?
– Я хочу сказать, она умерла. Заедешь посмотреть?
Часть четвертая
Скоро придется
Среда, 28 марта
Прямое восхождение 19 12 57.9
Склонение –34 40 37
Элонгация 83.7
Дельта 2.999 а. е.
1
Максимум, на что я способен сейчас, в узкой тесной кладовке с низким кафельным потолком и тремя рядами стальных шкафов, – сконцентрироваться на фактах. Это, что ни говори, и подобает младшему следователю, из вежливости вызванному на место преступления старшим коллегой.
Это не мое убийство – это убийство детектива Калверсона, поэтому я стою у самой двери полутемной комнатушки, чтобы не путаться под ногами у констебля Макконнелл. Она была моим свидетелем, но этот труп вне моей компетенции.
Итак. Потерпевшая – женщина европейской наружности от двадцати до тридцати лет, одета в зауженную коричневую шерстяную юбку, светло-коричневые балетки, черные чулки и накрахмаленную белую блузу с засученными рукавами. Множество особых примет: запястье обвивает татуировка розы в стиле арт-деко; на ушах многочисленные проколы, маленькая золотая кнопка в ноздре; голова выбрита. Легкий бронзовый пушок только начал отрастать. Тело в северо-восточном углу помещения. Признаков сексуального насилия нет, и вообще нет следов насилия, кроме пулевой раны, несомненно ставшей причиной смерти.
Единственная пулевая рана – на лбу, рваная дыра чуть правее и выше левого глаза потерпевшей.
– Ну хоть не самоповешение, – замечает объявившийся за моим плечом Денни Дотсет и хихикает. Усатый, с широкой ухмылкой, с кофе в бумажном стаканчике. – Бодрит, верно?
– Привет, Денни, – оборачивается Калверсон. – Заходи.
Дотсет обходит меня, в комнатушке становится тесно, от него пахнет кофе, от Калверсона трубочным табаком, в тусклых солнечных лучах плавают волокна ковра. У меня сводит живот и тошнота подступает к горлу.