Последний порог

Беркеши Андраш

— Чепуха! — Чаба нервно махнул рукой. — Это зависит не от моего отца, а от тебя самой. Ты же хорошо знаешь, что отец уже не противится нашему браку.

— Скажи, ты на самом деле ничего не знаешь?

— Чего?

— Того, что ты не можешь жениться на мне.

— Это почему же я не могу?!

— Да потому, что соответствующие инстанции военного министерства по моральным и политическим мотивам считают невозможным брак венгерского офицера королевской армии с Андреа Бернат.

Чаба сердито сдвинул брови, отчего все мускулы на его лице напряглись. Ему с трудом удалось сдержаться.

— Это кто же рассказал тебе о такой глупости?

— Так оно и есть, Чаба, можешь мне

поверить. Обидно, только, что твой отец знал об этом еще тогда, когда намеревался заключить со мной известное тебе соглашение, а это уже некрасиво с его стороны.

— О каком соглашении ты говоришь?

Андреа рассказала, о чем после гибели Аттилы просил ее генерал, и что она ему ответила. Чаба с изумлением слушал девушку.

— Этого не может быть! У отца, конечно, временами бывают довольно странные заскоки, но он порядочный человек.

— Суди как хочешь. Видишь ли, Чаба, я люблю тебя, и потому наши отношения меня нисколько не смущают. Я знаю, что ты тоже любишь меня, и потому останусь с тобой вопреки случившемуся. — Она встала и, присев на подлокотник кресла, в котором сидел Чаба, обняла его за шею. — Я верю тебе, но все же хочу тебя попросить кое о чем: давай пока больше не будем говорить об этом. В определенных положениях женщины подчас мыслят более трезво, чем мужчины. Сейчас мы с тобой как раз находимся в подобном положении. Не стоит опережать события. Если ты на самом деле решишь жениться на мне, тогда тебе придется отказаться от своего офицерского звания. Одновременно это означало бы разрыв с родителями, а я не хочу, чтобы ты пошел на этот шаг. Подождем до конца войны. Обещай мне...

— Ничего я тебе обещать не буду. Или ты станешь моей женой или вообще никем.

Андреа поцеловала Чабу в губы:

— Дорогой мой, чем же я для тебя не жена, а?

— Я хочу, чтобы наши отношения были скреплены официально.

— Видишь ли, Чаба, я настолько люблю тебя, что даже не мыслю жизни без тебя. Правда, я выразилась слишком банально, но это так. Могу объяснить, почему я тебя люблю. Когда ты вернулся домой из Германии, твои родители хотели навязать тебе образ жизни, который приличествует аристократическому отпрыску. Ты получал кучу всевозможных приглашений. Я никогда не забуду, как достойно ты себя вел. Без меня ты не хотел идти ни на один вечер, ни на один прием. Собственно говоря, именно тогда я и почувствовала, что ты по-настоящему любишь меня. Честно и благородно... Скажи, ты обещаешь мне, что ничего не скажешь отцу об этом нашем разговоре?

Чаба хотел было ответить Андрее, как вдруг настойчиво зазвенел звонок. Они переглянулись. Андреа встала и пошла к двери.

Столь поздним гостем оказался Пустаи. Он был явно возбужден. Поздоровавшись с Чабой за руку, он опустился в кресло и, повернувшись к Андреа, спросил:

— Где отец?

— Уже лег спать.

— Разбуди.

— А что случилось?

Пустаи сначала закурил, а потом обронил:

— Зови отца, я сам все ему расскажу. Очень прошу тебя, не тяни попусту время, а иди и разбуди его.

Андреа, предчувствуя что-то недоброе, направилась в спальню отца.

— Ради бога, что с тобой, Миклош? — с удивлением спросил Чаба. — Я тебя никогда не видел таким возбужденным.

— Значит, есть причина. — Пустаи нервно забарабанил пальцами по столу: — Угости меня чем-нибудь покрепче. Ром тоже сойдет.

Чаба достал из бара бутылку палинки и наполнил две рюмки.

— Прошу. — Одну рюмку он подвинул к Пустаи, другую взял себе. — Выпьем за твой страх, — спокойно предложил Чаба. — Оба выпили. — Еще налить?

— Благодарю, достаточно.

Через несколько минут в комнату вошел Бернат, а следом за ним и Андреа. Запахнув полы стеганого

халата, старик уставился на Пустаи. Тихо поздоровавшись, он пожал ему руку.

— Вы меня помните, господин главный редактор? Мы с вами уже встречались. Может быть, присядем?

Они сели. Бернат потер глаза.

— В чем дело? — спросил он.

— Господин главный редактор, — начал Пустаи, — я бы хотел, чтобы вы верили всему, что я вам сейчас скажу, и не перебивали меня. — Глубоко вздохнув, он продолжал: — Немцы готовятся к оккупации Венгрии. Нам стало известно, что в Анкаре вот уже целый год определенные лица по поручению нашего правительства ведут переговоры с представителями англосаксов на предмет заключения с ними сепаратного мира. Я полагаю, если я назову здесь несколько имен, то это будет для вас достаточно веским доказательством, что все сказанное я не взял с потолка. Вот эти имена: профессор Альберт Сент-Дьерди, профессор Мессарош, Андреаш Фрей и Геза Бернат...

Чаба наблюдал за стариком, лицо которого оставалось неподвижным — он даже не моргнул. Почти безразличным голосом он попросил дочь принести ему трубку.

— Продолжайте, господин инженер, — ободрил он Пустаи.

— Агенты гестапо в Венгрии составляют списки неугодных им лиц. Я, правда, точно не знаю, есть ли в этих списках ваше имя, но, как мне кажется, есть. Я хотел бы попросить вас: скройтесь куда-нибудь, пока еще не поздно. По крайней мере, до тех пор, пока мы не удостоверимся, что ваша жизнь находится в безопасности. Моя просьба распространяется и на Андреа. Вот и все, что я хотел вам сообщить.

В этот момент Андреа вернулась в комнату с трубкой и кисетом. Поблагодарив ее, Бернат принялся набивать трубку.

— А как вы отнесетесь к тому, господин инженер, если я сейчас сниму телефонную трубку и сообщу куда надо о вашей провокации?

Не спуская глаз с лица инженера, Бернат раскурил трубку. Пустаи ничем не выдал своей нервозности, хотя слова журналиста и поразили его. Налив в рюмку палинки, он не спеша выпил ее.

— Пожалуйста, — проронил он, показывая глазами на телефон. — Звоните в полицию или в контрразведку в зависимости от того, какое учреждение вам более симпатично.

Однако Андреа не смогла скрыть возмущения:

— Папа, уж не думаешь ли ты, что Миклош провокатор?

— Глупости, — заметил Чаба, вперив взгляд в попыхивавшего трубкой Берната. — Не сердись, дядюшка Геза, но ты на самом деле сказал глупость.

— Отнюдь нет, — заметил Пустаи, беря Чабу за руку. Посмотрев ему прямо в лицо, он облокотился на кресло. — Осторожность — в наше время вещь необходимая. — Потом взглянул на Берната и продолжал: — В конце концов, я мог бы оказаться и провокатором. Однако господин главный редактор хорошо знает, что я не провокатор. Если бы я им был, то предложил бы вам и убежище. Провокация только тогда имела бы смысл. — Он выпрямился и снял с рукава пальто несколько пушинок. — Меня не интересует, как после моего предупреждения поступит Геза Бернат: будет он прятаться или нет. Будет просто жаль, если он не поверит в опасность, которая ему угрожает. — Задумавшись, он посмотрел прямо перед собой: — Я распорядился, чтобы донесение, в котором будет фигурировать имя господина главного редактора, уничтожили. Правда, я не знаю, что будет обнаружено по другим каналам. — Закурив сигарету, он выпустил дым, и, хотя инженер говорил вроде бы спокойно, Чаба почувствовал за его бесстрастностью хорошо маскируемую досаду. — Предсказания — не мой хлеб, однако я уверен, что немцы в течение года проиграют эту войну. В оккупированных гитлеровцами странах Европы все шире и шире разгорается пламя антифашистской партизанской войны. Насколько мне известно, у нас тоже много антифашистов.