Последний проблеск света
Шрифт:
— Любой остановился бы.
— Нет. Не остановился бы. Уже нет. Едва ли кто-то вмешался бы. Так что спасибо.
Он кивает и бурчит что-то неразборчивое. Затем произносит уже другим тоном.
— Нам лучше отправляться в путь, если только ты не хочешь положить что-то еще.
Я сую руку в сумку, убеждаясь, что нет ничего, что надо выложить с припасами. Но все остальное — личные вещи или предметы, которые я хочу постоянно иметь при себе.
— Нет. Это все.
— Тогда запрыгивай.
Я
Трэвис смотрит на меня так, будто ждет чего-то.
— Что? — спрашиваю я наконец.
— Пей воду. Я не хочу смотреть, как ты теряешь сознание.
Я привыкла экономить воду по максимуму, так что жадно пить из новой бутылки кажется роскошью. Но он ждет меня, так что я откручиваю крышку и делаю пару глотков.
Он кивает, все еще наблюдая за мной. Затем переключает передачу, но держит ногу на педали тормоза.
— Почему ты не пьешь? — спрашивает он излишне ворчливо, когда я опускаю бутылку и делаю несколько глубоких вдохов.
Я награждаю его такой мрачной гримасой, какую только могу изобразить.
— Пью же. Я не хочу пить слишком быстро, чтобы меня опять стошнило. И мне совсем не надо, чтобы мной так командовали.
— Похоже, что все же надо.
Я кошусь на него в тусклом свете. Сейчас примерно послеобеденное время, но из-за постоянной дымки пыли и пепла последние проблески солнечного света меркнут намного раньше, чем должны.
Я честно не могу сказать, серьезен он сейчас или нет.
Поскольку нет ни намека на улыбку, я решаю, что он не дразнится, и мрачнею еще сильнее.
Он издает тихий фыркающий звук, которого я не понимаю, и косится туда, где моя сумка соскользнул на пол машины. Я оставила ее не застегнутой, и оттуда выглядывает моя книга.
Я вижу, на чем сосредоточен Трэвис, и быстро наклоняюсь, чтобы сунуть книгу обратно в сумку и застегнуть ее.
— Стихи? — спрашивает он в той же скептической манере, что и ранее этим днем.
Я прищуриваюсь и стараюсь выглядеть грозной. Почти уверена, что толку от этого нет. Во всем виновата та чертова ямочка на подбородке.
— Да. Стихи. Я же тебе говорила ранее.
— Почему ты таскаешь с собой эту книжку? — он смотрит на меня так, будто я выжила из ума.
Может, у него есть основания так считать, учитывая, что стало со знакомой нам цивилизацией.
Я потеряла свою семью. Я потеряла свой город. Я потеряла все, и существует лишь малый шанс, что я выживу и доберусь до Форт-Нокса. И еще меньше шансов, что мы доберемся туда прежде, чем базу захватит стадо. Но я все равно цепляюсь за эту книгу.
Теперь все сводится к выживанию. Стихи больше не имеют значения.
Есть слова, которыми я могла бы объяснить это ему. Слова о надежде. Об остатках утерянной красоты. Об эхе смысла
Но я даже не пытаюсь объяснить.
Может, я и правда сошла с ума.
Читаю стихи после конца света.
Я вообще ничего не говорю.
Глава 2
Мы едем всего час, после чего становится слишком темно, чтобы двигаться дальше.
До случившегося я назвала бы это время ранним вечером, но садящееся солнце уже заслонено стеной грязных облаков и дымки, и вскоре Трэвису придется включить фары, так что мы ищем место, где можно провести ночь.
Ночью теперь слишком опасно бывать на улице. Трэвис, может, силен и хорошо вооружен, но мы с ним вдвоем противостоим всему, с чем можем столкнуться в темноте. Дневной свет — это единственный безопасный вариант.
Мы находим старую ферму с домом за холмом, который едва виден с дороги. Большинство окон разбито, а значит, внутри не будет полезных припасов, но на расстоянии многих миль отсюда нет городов, и уединение фермы все равно кажется более безопасным вариантом.
Мы прячем джип, забираем вещи и входим в полуразрушенный фермерский домик.
— Едва ли тут найдешь консервы или воду, — я окидываю взглядом гостиную, покрытую грязью, паутиной и старыми птичьими гнездами. Большая часть мебели сломана или гниет от погодных условий, проникающих внутрь.
— Да уж. Давай пойдем наверх. Нам нужна лишь одна нетронутая комната.
Состояние верхнего этажа оказывается более хорошим, одна спальня выглядит нетронутой. Дверь закрыта, и тут нет разбитых окон. Это была детская с двумя одноместными кроватями.
Мой желудок скручивает, пока я смотрю на маленькие постели, до сих пор аккуратно заправленные покрывалом с Бэтменом и таким же постельным бельем.
Тут жила семья. Совсем недавно.
— Сгодится, — говорит Трэвис, позволяя мешку припасов соскользнуть на пол. Он наблюдает за мной. — Что не так?
— Ничего.
— Тебе снова плохо?
— Нет. Я в порядке, — я прогоняю жгучее ощущение из горла и головы. Затем подхожу к пыльным шторам, чтобы впустить остатки скудного света. — Тут немного душно. Как думаешь, можно приоткрыть окно?
Трэвис подходит, чтобы хмуро посмотреть в задний двор, выходящий на бывшее пастбище. Теперь там лишь серые холмы, обнесенные кусками проломленного забора.
— Наверное, — он частично приподнимает створку окна. Там даже имеется сетка.
Я сажусь на кровать, снимаю обувь и ремень. Дышу насыщенным вечерним воздухом.
— Тебе нужно что-нибудь съесть, — он шарит в своем рюкзаке и предлагает мне протеиновый батончик и бутылку воды.
— Мне пока нормально.
— Ничего тебе не нормально. Ешь.