Последний русский
Шрифт:
Словом, я сбежал с похорон прямо из ритуального зала. Я уже знал, что урну с прахом можно (нужно) будет забрать через несколько дней – для последующего, «настоящего» захоронения. Никаких лишних формальностей. Какая-то сушь в горле, нехорошая контрастность мысли, словно весь мир зажат в щель. Это я таблеток опился. Не то чтобы сбежал, но как бы самоустранился. Но это нелепая, гадкая мысль, что в гробу была не она, приклеилось, как смола.
Поэтому я махнул на все рукой и отправился на природу.
Нет-нет, я не упустил из виду парадокс пространства и времени, о котором упомянул выше. Если мои мысли разворачивались в определенной последовательности,
Все еще здесь и сейчас. Окружающее пространство как бы представляло собой идеально очерченную сферу. Я, березы и трава находились внутри этой сферы. А время было ее центральной точкой.
Растворенность в хаосе возможностей и вероятностей. Как бы это попонятнее сформулировать… Аллегорическая ситуация. Говорят, если обезьяну посадить за компьютер и позволить колотить по клавишам, то рано или поздно из случайных сочетаний букв выйдет «Война и мир», «Одиссея» или даже Библия. Причем, учитывая, что букв всего-то 33 штуки, строгие законы позволяют практически с математической точностью рассчитать, какое для этого может понадобиться время. То есть когда вероятность такого события достигнет ста процентов. Конечно, верхняя, максимальная граница этого временного интервала окажется астрономическим числом 100 000 000 000 000 000… сколько-то там лет. Но все равно это будет – более или менее «определенный интервал». В этом все и дело – в определенности! А главное, вовсе необязательно, что результата придется дожидаться по максимуму. На то она и случайность-вероятность, чтобы парадоксальное событие могло выстрелить в любой момент. Может быть, с первого же раза!..
Впрочем, чтобы заиметь текст «Войны и мира» такой экстравагантный метод вовсе не нужен. Достаточно протянуть руку и взять книгу с полки. Но что если попытаться, к примеру, выяснить, что такое «я», «жизнь», «бессмертие»? Конечно, вероятность получения какого-либо определенного результата – немыслимо ничтожна. Но вполне очевиден сам факт того, мы можем усесться за компьютер и, как говорится, напечатать именно любой вопрос, а затем, потыкав пальцем по клавишам, получить любой ответ. И уж нисколько не призрачна сама клавиатура с ее 33 буквами. Плюс знаки препинания. Вот она – до примитивности материальна, ее можно пощупать руками. Что же это? Неужели это возможность притронуться к любым тайнам? Безусловно! Тайны мира действительно заключены в этом относительно простом механизме, в этом самом «железе»… Но и это еще не все! Бог с ними – с вероятностными законами, обезьяной, компьютером. Есть кое-что посущественнее.
Сочетание предметов. Плюс особое зрение. Это как разница между взглядом городского жителя, который, войдя в лес, кроме деревьев, в лесу, пожалуй, ничего и не увидит, и лесника, который увидит и почувствует массу разнообразных вещей: там лось пробежал, там медведь повалялся и так далее.
Сколько раз, стоило только присмотреться, я обнаруживал, что весь окружающий мир, вся природа страстно желают заговорить со мной, чтобы сообщить нечто необыкновенное. Это то же самое, что увидеть красоту. Разве не говорила со мной какая-нибудь источенная ветром скала, похожая на удивительный барельеф с изображением исторической битвы? Разве какой-нибудь обыкновенный сухой листок не разворачивал вдруг чертежи фантастических механизмов? Разве водоросли тины в течении реки, разноцветные камешки на берегу, брызги дождя на дороге, полевая трава, прочесываемая ветром, не складывались в главные формулы вселенной? Это и есть откровение. К моим услугам целый мирище! Бесконечное сочетание реальностей, которые можно охватить одним взглядом. Причем бесконечное количество потенциальных возможностей несомненно компенсирует ничтожную вероятность гениальной случайности.
Буквально все, что вокруг, заключает в себе ответы на все вопросы.
Разве не для этого я оказался здесь – на природе? Может быть, мне откроются эти тайны, если я повнимательнее всмотрюсь в плывущие по небу облака? Я прочту, что есть истина! Именно сейчас. Почему бы и нет? Вот облака, они плывут, они складываются в некую картину, еще немного и я увижу, как выглядит этот самый «вход»!
Вдруг в рукав заполз муравей. Когда он перебрался по руке на плечо, а затем принялся путешествовать под рубашкой по спине, я не выдержал и все-таки был вынужден прервать лежание, чтобы действовать. По крайней мере, вскочить, сбросить муравья, вытряхнуть его из-под рубашки.
Это было похоже на стремительно и изящно доказанную теорему.
Мир устроен специфическим образом. Тут уж ничего не поделаешь. Можно сколь угодно яростно стремиться к независимости от реальности, но все равно найдется муравей, который напомнит тебе о том, что поиск состояния равновесия это совершенно напрасное занятие. Это, может быть, самое поразительное свойство жизни – непременно нужно что-то дел ать, куда-то идти. Даже после смерти мамы невозможно вечно гулять на природе. Хочешь не хочешь, а придется иметь план. Хочешь не хочешь, а будешь вынужден предпринять что-нибудь определенное.
Что ж, в таком случае, пусть она сама и ведет нас, эта реальность. Пусть муравей позаботится о том, чтобы указать мне путь.
Я решил, что пора отправляться в Москву. Пора возвращаться домой. Я провел на природе почти сутки, гуляя по лугам, лесам, дорогам, вокруг заросших зеленой тиной прудов и вдоль прозрачной реки, в которой купался. Все вокруг наполнено смыслом. Можно было питаться ягодами, печь картошку, надергав ее в поле и огородах, утолять жажду из родников.
Посреди слегка золотистого ржаного поля, окруженного стенами леса, стояло несколько высоких густых берез. Они обособились маленькой рощей-шатром, к которому не вело ни единой тропинки. Издалека все там казалось девственно нетронутым и таинственным. Ночи были очень теплые и сухие. Я действительно мог ночевать в этом зеленом березовом шатре, не разводя костра. Но теперь и это казалось ни к чему.
Я не потерял ориентировки и через поля и березовые рощи вышел к пустынной железнодорожной платформе.
Синеватые рельсы расходились в плюс-минус бесконечность. Вдали, из-под горы сквозь золотящееся июльское марево с трудом пробивалась электричка. Словно пчела, барахтавшаяся в меду. Через каких-нибудь пару часов я снова был в Москве.
Я подъезжал к дому на метро с солнечной стороны, из-за реки. Вагон выскочил из черного туннеля, с глухим хлопком вывернувшимся наизнанку, словно рукав, и в потоке воздуха и света помчался по высокому и узкому метромосту.
И тут же я припал к оконному стеклу с жадностью и нетерпением. Великолепный простор. Как-то особенно кстати пришелся мне теперь этот вид. Тот самый великолепный и родной для меня вид, которым я готов любоваться бесконечно.
Солнце ломилось в гигантский просвет туч. Неправдоподобно огромное количество света. Прозрачность огромного пространства была необыкновенная. Только-только прошумел стремительный летний дождь. От распахнувшейся свободы перехватывало дыхание. Внизу водная ширь, то тут, то там сморщено рябая от завихрений. Три белых бакена посреди реки. Другой мост, широкий и высокий, на соседней излучине. Набережная с голубоватым асфальтом, напоминающая параллельное русло реки, только уровнем выше. Деревья, плещущие зеленью мокрой листвы из высоких арок и проемов между домами. Может быть, в будущем мне предстояли долгие скитания, мучительные поиски утраченного мифического родного дома. Но пока что он был на месте.