Последний завет

Кипринский Боэт

И тем не менее – из-за чего формальное сделано по отношению к массовой информации устранённым, отброшено? Ведь это же не только «чистая» информация или предмет «вообще»; в нём налицо масса признаков, отличий, конкретики, на что указывают и само сочетание двух слов, употребляемое как реальная «вещественность», и его трактовка в законе. Конкретное «образовало» форму, и она должна быть если и не «прилажена» к закону, то, по крайней мере, основательно раскрыта. – Что могло мешать этому?

Снова обратимся к ст.1 закона о СМИ и прикинем: разве свобода здесь отнесена впрямую к массовой информации? – Вопреки содержанию, которым наполнена формулировка темы статьи, настоящее, «целевое» в ней – дать простор для деятельности медийной

отрасли в лице хозяйствующих там субъектов и организаций. По существу провозглашена свобода только этой деятельности – не больше.

Нетрудно догадаться, что «поворот на 180 градусов» от деятельности был предпринят как «невинный» младенческий кураж: дитя (закон) тешилось в отсутствие матери (конституции). Вот что записано в ч.1 ст.8 основного закона:

В Российской Федерации гарантируется единство экономического пространства, свободное перемещение товаров, услуг и финансовых средств, поддержка конкуренции, свобода экономической деятельности.

Нет необходимости приводить для сличения с этим текстом схожую с ним по тематике 1-ю статью закона о СМИ. Тем более, что в связи с уяснением терминов «поиск», «получение» и т. д. о ней уже было рассказано достаточно подробно. Но нельзя не удивиться вот чему: свободы для товаров ни в ст.8, ни где-либо в других местах конституции не «отпущено». А в её ст.29, ч.5 установлена гарантия свободы для такой массовой информации, которая взята как бы сама по себе и как будто относится вовсе не к товарам. А ещё раньше массовая информация стала свободной в ст.1 закона о СМИ, где тоже недвусмысленно размещена «в стороне» от товаров.

Вывод отсюда напрашивается следующий: свобода массовой информации как свобода товара (не его передвижения!) провозглашена в законе о СМИ скрытно и вопреки основному закону (анонсом; – однако это дела не меняет). И то, что гарантия по конституции для такого товара лоббировалась, не вызывает больше никаких сомнений.

Российскому обществу преподнесён наглядный урок того, как можно по-чиновничьи, «просто», не считаясь ни с чем, взять да и на всю катушку «освободить» предмет, как бы имея в виду необыкновенную государственную «важность» этого «прогрессивного» «правового» акта у себя в стране, а также, разумеется, ещё и – в глазах мирового сообщества. Ведь полное освобождение даже по отношению к человеку невозможно, на что уж велики здесь бывают его претензии.

Его освобождают¹¹⁴ из-под ареста, от чьей-то зависимости, от угнетения, от нищеты. Если же его освобождать от его денег, жилья, работы, от воздуха, от его собственного тела, от жизни, то он сам возопиет от такой, с позволения сказать, свободы, не говоря уж – о гарантиях освобождения. Полностью освобождённый человек был бы всего лишь фикцией без каких-либо признаков не только человеческого, но и вещественного.

Таким же образом должен будет преображаться ввиду приобретения своей полной «свободности» любой предмет в его «овеществлённом» виде. Не исключая и тех, что «обращаются» в демократическом правовом пространстве.

Если бы массовая информация стала свободной¹¹⁵, то это бы значило, что она нестабильна, «разобрана», что у неё нет формы, что это – «чистая» информация, информация вообще. Кому она такая нужна? Что с ней делать? Сравнить её можно было бы разве что с такой же бесполезной отвлечённостью как уже встречавшаяся нам гласность.¹¹⁶ – Если отрицать товарность массовой информации, то вместо неё пришлось бы выдумать какое-то другое предметное качество. Именно выдумать, раз массовую информацию невозможно не считать каким-то из полезных предметов, «протаскиваемых» через производственный оборот и предназначаемых к употреблению

в гражданском обществе. Только зачем же идти на выдумку? Хотя в законе о СМИ товарность и не названа, она там присутствует, будучи обговорена во многих деталях. – Наконец, если массовую информацию представлять не предметно, а всего лишь понятием, то и в этом случае она должна иметь различимые, узнаваемые сознанием признаки, или, говоря проще, – обладать формой. Ведь в этом понятии «содержится» тот же предмет, существующий как товар.

Какие бы ещё другие уловки по сокрытию товарности ни предлагались, массовая информация остаётся в неизменном своём положении – «неосвобождённой». Только в одном случае она всё-таки имела бы «право» на свободу – если бы не существовала как товар. Но нереально само такое условие. Поскольку она производится направленно, для неограниченного круга лиц – для потребителей.

Гарантирование свободы по конституции также ничего не изменило по существу. В какой степени свобода массовой информации гарантируется? Вся целиком?

Не к чести разработчиков основного закона, это легко допустить, поскольку о степени, размерности умалчивается.

Но тогда с массовой информации нужно бы снять все те ограничения, которые предусмотрены законом о СМИ и другими специальными законами, а также и самой конституцией (ч.3 ст.56), где сказано:

Не подлежат ограничению права и свободы, предусмотренные статьями 20, 21, 23 (часть 1), 24, 28, 34 (часть 1), 40 (часть 1), 46-54 Конституции Российской Федерации.

Статья 29-я в данном перечислении не приводится. Вроде как походя массовая информация лишена теперь не чего-то в ней малозначительного, а свободы – в её безмерной неограничиваемости. Да, похоже, и после гарантии тут должен быть поставлен большой знак вопроса.

Теперь следование ч.5 ст.29 должно выражаться уже как игнорирование заложенного в ней же ограничителя. После чего массовая информация действительно обретает полную свободу, и, конечно, заодно с прочим, что ей может мешать, надо отбросить и товарность; но в таком случае устраняется и форма, что есть полное обезличение предмета, сущего.

В правовом смысле дело в общем к тому и свелось. Взятый вне своей формы, обезличенный предмет легче всего представить свободным ото всего. Это та самая обманчивость «обещания», скрытая за формой. Вроде бы хотели чего-то устойчивого, стабильного, свободного, – вот его и получили. Но из такого специфического товара как массовая информация оно (устойчивое, «благополучное») не может быть «изъято» и преподнесено неограниченному кругу, поскольку является субстанциальным. – Это – «чистая» информация или информация вообще. Разумеется, и на неё нашлась бы управа: субстанциальное в медиа-продукции не проявлялось бы при отсутствии этого вида продукции.

Касаясь вопроса о форме, нельзя ещё раз не обратить внимания на проявляемость агрессивного в массовой информации, на неизбежность насилия над потребителем.

Если бы массовая информация действительно не была товаром, как то представлено в ч.5 ст.29 конституции и в законе о СМИ, то не могло быть и речи о её негативном, силовом воздействии на потребителей.

В каких обстоятельствах приходится говорить о таком воздействии? Когда сведения и материалы, включая «иные», то и дело перемежаются рекламой, подаются слишком «насыщенно», громко, с назойливыми повторами, подбросами грубой эротики и порно, с невыразительным или пошлым изобразительным рядом, в избитых «американских» темах и так далее.¹¹⁷ Обесформленная, «нетоварная» массовая информация – уже как «чистая» информация – просто не могла бы иметь этих отталкивающих признаков.¹¹⁸