Последний завет
Шрифт:
Несмотря на то, что многого по этой части нам уже приходилось касаться выше, есть необходимость дополнить картину состояния ограничений в свете противоречивых или спутанных положений закона.
Выталкивание ограничений на обочину медиа-сферы часто имеет результатом уже не стерилизацию свободы, а нечто даже более каверзное, в виде обтрёпок, только отдалённо схожих с ограничениями. Им суждено играть по сути новую роль, а точнее – уже не играть никакой роли, так как из под них на свет появляется их антипод – свобода, но только вовсе не та, которая желанна и полезна обществу. Помните: – которая сродни беспардонной вольности?
Заглянем по данному поводу в статью 4
Самый понятный для всех пример: пропаганда войны должна быть изъята из массовой информации (или, если угодно, – из СМИ), как говорится, по определению. Законом о СМИ это подтверждается. Однако спросим: в какой форме запрет должен действовать, чтобы при его несоблюдении наказание предполагалось неумолимо? – Да, прямые, оформленные в программах и лозунгах призывы к войне должны пресекаться, а виновные в том – наказываться. Ну а если пропаганда идёт не через призывы, если она – «косвенная»? – Стоит мысленно чуть поглубже войти в эту щекотливую тему, и перед нами не замедлят широко открыться грани нашего общего массированного потворства в деле пропаганды войны.
Каждый день до нас доводятся сведения о приспособленном под войну, хотя и «оборонном» военном бюджете; об оборонной промышленности; об армии, которой постоянно чего-то не хватает для поддержания готовности к войне; бездумно похваляемся пополнением бюджета от продажи за границу новейших вооружений; постоянно топчемся в «горячих» точках; разжигаем патриотический азарт в пределах проблемы о ротациях командного и личного состава в армии и на флоте; устраиваем нескончаемые воинские парады, чествования и награждения военных и бывших военных; не скупимся на обременительные для общества льготы, связанные с выполнением воинского долга. Перечисление можно продолжать и продолжать. Этакое что-то неумеренное, бескрайнее, безостановочное. Где всё перемешано и заблуждаются миром, сообща, уже давно и как бы навсегда отринув неустаревающие, прямо-таки слёзные истины:
Кто хочет войн – «верхи» или народ?
Правители иль граждане державы?
Ах, все хотят: ведь раз солдат идёт
Кровь проливать и ищет в бойне «славы»,
Идёт по принужденью, – он, солдат,
Не хочет не идти – идти он хочет.
А если хочет, кровью он объят
И званье человека он порочит…
И вот он – зверь такой же, как король,
Как президент, как все другие «люди»…
Отрадна человеку зверя роль,
Погрязшему в жестокости и блуде.
................................
Позорнейшее прозвище «герой»
Прославлено бесславными зверями.
Вокруг убийц гудит восторга вой,
Об
И груди их венчают ордена,
И, если «враг», в пылу самозащиты,
Изранит зверя, зверева жена
С детёнышем одеты, греты, сыты, —
На счёт казны, – за «подвиги» самца,
Убившего других самцов немало…
О морда под названием лица!
Когда б ты эти строки понимала,
О, ты бы не рядила в галуны
И в дорогие сукна строй военный,
Дав помощь тем, кто жить принуждены
Средь нищеты и скорби неизменной!83
Так, по-своему, поэт понимал формулу войны в первой четверти прошлого века.
Новые, последующие события придали ей содержание ещё более античеловеческое и устрашающее. Но несмотря ни на что косвенной пропаганде войны открыт простор, какого не знала история. Тематикой милитаризма «прошиты» несметные тиражи книг, исследования, диссертации, воспоминания, спектакли, оперы, фильмы, архитектурные ансамбли, песни, компьютерные и другие игралища; её можно обнаружить едва ли не в каждом выпуске почти всех СМИ. До основания истрёпано всё, что действительно могло бы служить на память и в назидание молодым и будущим поколениям.
Даже великая победа в битве с фашизмом до того истёрта и замята в бесконечном эфирно-печатном суесловии, в нескромных самовосхвалениях, что, кажется, уже впору спасать её от нас же самих. И государство и общество периодически буквально закатываются в излияниях признательностей участникам уже далеко отошедшей в прошлое военной эпохи, готовые прославить, кажется, даже вовсе не причастных к победе, но, как правило, отодвигая при этом на задний план деятельное сочувствие к родственникам и детям погибших.
Даже сотой доли такой чудовищно-всепроникающей, устремлённой в тупиковые дали «косвенной» пропаганды вполне достаточно, чтобы уронно воздействовать на человеческую психику, не говоря уже о тех случаях, когда ей придают воспитательный характер, что у нас имеет место повсюду и от самого младенческого возраста.
Что многое в трактовке войны не должно использоваться для её возобновления и повторения, хорошо было известно и много раньше последних мировых разборок. Почти две с половиной тысячи лет, к примеру, вот этим строчкам:
Прославлять себя победой – это значит радоваться убийству людей.
…Если убивают многих людей, то об этом нужно горько плакать. Победу следует отмечать похоронной процессией.84
Трудно с этим не согласиться. А исходя из масштабов доставшейся нам скорби, тут можно бы ещё, пожалуй, добавить, что если уж праздновать благоприятный исход, то всего лишь единственный раз – в конце лихой и трудной доли; и на том бы ставить точку.85