Последняя глава (Книга 1)
Шрифт:
– Ну, разве не замечательно? У меня в кармане телеграмма, которая стоит любого свадебного подарка.
Заглянув Хьюберту через плечо, Джин прочитала вслух:
– "Заявление Мануэля скрепленное присягой опровергающее обвинения послано почтой точка американское консульство в Ла-Пас". Великолепно, профессор! А вы не сходите с нами насчет этого дела к одному человеку в министерстве иностранных дел?
– Охотно. Я и сам не хотел ничего откладывать в долгий ящик. Давайте возьмем машину.
Сидя против них в такси, Халлорсен весь сиял доброжелательством.
– Ну, и быстро же вы это состряпали, а?
– Это все Джин.
– Да, - сказал Халлорсен, словно Джин здесь не было, - как только я увидел ее в Липпингхолле, я сразу понял, что она девушка решительная. А сестра ваша рада?
– Как по-твоему, Джин?
– Конечно.
– Вот чудесная девушка! В низких зданиях есть своя прелесть. Приятно смотреть на ваш Уайтхолл. Чем больше солнца и звезд видишь прямо с улицы, тем больше в народе порядочности. Вы венчались в цилиндре, Черрел?
– Нет, я был одет, как сейчас.
– Жаль. Мне нравятся цилиндры, - словно носишь на голове символ утраченных идеалов. Вы, кажется, тоже из родовитой семьи, миссис Черрел. Ваш здешний обычай служить своей родине целыми семьями, от отца к сыну, подает вдохновляющий пример.
– Вот никогда об этом не думала!
– Я беседовал с вашим братом там, в Липпингхолле, и он сказал, что у вас в семье вот уже несколько столетий всегда есть моряк. А у вас, Черрел, говорят, всегда есть солдат. Я верю в наследственность. Это и есть министерство иностранных дел?
– Он посмотрел на часы.
– Сомневаюсь, чтобы ваш знакомый был на месте. У меня такое впечатление, что все свои дела они обделывают за обедом. Может, нам лучше до трех пойти в парк и поглядеть на уток?
– Я оставлю ему карточку, - сказала Джин. Она быстро вернулась.
– Его ждут с минуты на минуту.
– Значит, придет не раньше, чем через полчаса, - сказал Халлорсен. Тут есть одна утка, капитан, насчет которой я хотел бы знать ваше мнение.
Когда они пересекали по дороге к пруду широкую улицу, их едва не сшибли две чуть было не столкнувшиеся машины, - водителей смутил непривычный простор. Хьюберт судорожно схватил Джин за руку. Лицо его под загаром мертвенно побледнело. Машины промчались мимо справа и слева от них. Халлорсен, схвативший Джин за другую руку, сказал, растягивая слова больше обычного:
– Чуть было нас не поцарапали.
Джин промолчала.
– Я иногда задаю себе вопрос, - продолжал Халлорсен, - так ли уж нам нужна вся эта спешка? Как вы находите, Черрел?
Хьюберт пожал плечами.
– Заменив поезд автомобилем, мы, во всяком случае, теряем почти столько же времени, сколько выигрываем.
– Верно, - сказал Халлорсен.
– Зато аэроплан действительно сберегает нам много времени.
– Это- вопрос, - мы еще не знаем, что нам принесет авиация.
– Вы правы. Мы сами готовим себе сущий ад. Следующая война дорого обойдется ее участникам. Предположим, что подерутся Франция и Италия, тогда за каких-нибудь две недели не станет ни Рима, ни Парижа, ни Флоренции, ни Венеции, ни Лиона, ни Милана, ни Марселя. Они превратятся в отравленные пустыри. А военные корабли и войска, должно быть, не успеют сделать ни единого выстрела.
– Да. И это отлично известно всем правительствам. Я сам солдат, но никак не пойму, зачем они продолжают тратить сотни миллионов на армию и флот, которые, вероятно, вовсе и не понадобятся. Если будут уничтожены жизненные центры страны, нельзя управлять войсками и эскадрами. Долго ли продержатся Франция и Италия, если будут отравлены газами их крупнейшие города? Англия и Германия наверняка не продержались бы и недели.
– Ваш дядя, хранитель музея, говорит, что при нынешних темпах человек скоро снова превратится в рыбу.
– То есть как?
– Очень просто! Эволюция видов - от рыб к пресмыкающимся, птицам и млекопитающим - пойдет теперь обратным ходом. Мы снова становимся птицами, скоро будем ползать и пресмыкаться, а в конечном счете, когда суша станет необитаемой, вернемся в море.
– Почему бы всем сообща не запретить войну в воздухе?
– Как ее запретишь?
– сказала Джин.
– Государства не доверяют друг другу. К тому же Америка и Россия не входят в Лигу Наций.
– Мы, американцы, согласились бы ее запретить. Но наш сенат - вряд ли.
– Ох, уж этот ваш сенат, - проворчал Хьюберт, - тяжко вам с ним, должно быть, приходится.
– Еще бы! Он совсем как ваша палата лордов до реформы тысяча девятьсот десятого года. Вот эта утка, - Халлорсен показал на птицу, в самом деле непохожую на остальных.
– Я охотился на таких в Индии, - сказал Хьюберт, разглядывая птицу. Она называется... позабыл. Мы сейчас посмотрим на дощечке - я вспомню, как только прочту.
– Нет!
– заявила Джин.
– Уже четверть четвертого. Наверно, он пришел.
Так и не установив породы утки, они вернулись в министерство иностранных дел.
Бобби Феррар славился своим рукопожатием: дернет вверх руку собеседника и бросит ее на весу. Как только Джин водворила свою руку на место, она сразу перешла к делу.
– Вы в курсе этой истории с требованием выдать моего мужа, мистер Феррар?
Бобби Феррар кивнул.
– Вот профессор Халлорсен, который возглавлял экспедицию. Хотите взглянуть на шрам, который остался у моего мужа?
– Очень хочу, - процедил сквозь зубы Бобби Феррар.
– Покажи, Хьюберт.
Несчастный Хьюберт снова закатал рукав.
– Как нельзя лучше!
– сказал Бобби Феррар.
– Я говорил Уолтеру.
– Вы его видели?
– Меня просил об этом сэр Лоренс.
– Что же сказал Уол... министр внутренних дел?
– Ничего. Он видел Зазнайку, но он не любит Зазнайку и поэтому подписал ордер на Боу-стрит {Улица в Лондоне, где находится главный полицейский суд.}.
– Как? Значит, его арестуют?
Бобби Феррар кивнул, разглядывая свои ногти.