Последняя мистификация Пушкина

Лисунов Андрей Петрович

«О нет, не по­то­му, но я по­ла­гал, что Вам при­ят­нее ко­го-ни­будь из них ви­деть...Г-н Плет­нев здесь...».

«Да - но я бы же­лал Жу­ков­ско­го.
– Дай­те мне во­ды, ме­ня тош­нит».

Я тро­гал пульс, на­шел ру­ку до­воль­но хо­лод­ною — пульс ма­лый, ско­рый, как при внут­рен­нем кро­во­те­че­нии; вы­шел за пить­ем и что­бы по­слать за г-м Жу­ков­ским; Пол­ков­ник Дан­зас взо­шел к боль­но­му. Ме­ж­ду тем прие­хал За­длер, Арендт, Са­ло­мон - и я ос­та­вил пе­чаль­но боль­но­го, ко­то­рый доб­ро­душ­но по­жал мне ру­ку[659].

Из за­пи­си вид­но, что за Жу­ков­ским буд­то бы по­сла­ли, но и он ока­зал­ся у смерт­но­го од­ра по­эта, мож­но ска­зать, слу­чай­но. Вот

как друг по­эта опи­сы­вал об­стоя­тель­ст­ва сво­его по­яв­ле­ния у Пуш­ки­на в из­вест­ном пись­ме-ста­тье «По­след­ние ми­ну­ты Пуш­ки­на»:

В се­ре­ду 27 чис­ла ген­ва­ря в 10 ча­сов ве­че­ра прие­хал я к кня­зю Вя­зем­ско­му, Вхо­жу в пе­ред­нюю. Мне го­во­рят, что князь и кня­ги­ня у Пуш­ки­ных. Это по­ка­за­лось мне стран­ным. По­че­му ме­ня не по­зва­ли? Схо­дя с ле­ст­ни­цы, я за­шел к Ва­луе­ву. Он встре­тил ме­ня сло­ва­ми: «По­лу­чи­ли ли Вы за­пис­ку кня­ги­ни? К Вам дав­но по­сла­ли. По­ез­жай­те к Пуш­ки­ну: он уми­ра­ет; он смер­тель­но ра­нен. Ог­лу­шен­ный этим из­вес­ти­ем, я по­бе­жал с ле­ст­ни­цы, ве­лел вез­ти се­бя пря­мо к Пуш­ки­ну, но, про­ез­жая ми­мо Ми­хай­лов­ско­го двор­ца и зная, что граф Вьель­гор­ский на­хо­дит­ся у ве­ли­кой кня­ги­ни (у ко­то­рой то­гда был кон­церт), ве­лел его вы­звать и ска­зать ему о слу­чив­шем­ся, да­бы он мог не­мед­лен­но по окон­ча­нии ве­че­ра, вслед за мною же прие­хать. Вхо­жу в пе­ред­нюю (из ко­то­рой дверь бы­ла пря­мо в ка­би­нет твое­го уми­раю­ще­го сы­на); на­хо­жу в нем док­то­ров Аренд­та и Спас­ско­го, кня­зя Вя­зем­ско­го, кня­зя Ме­щер­ско­го, Ва­луе­ва[660].

И все бы ни­че­го – вот толь­ко ни­ка­кой за­пис­ки Вя­зем­ские к Жу­ков­ско­му не по­сы­ла­ли. За­кан­чи­вая фраг­мент ста­тьи, ос­но­ван­ной на сви­де­тель­ст­ве Шоль­ца, друг по­эта про­сто раз­во­дил ру­ка­ми:

по­сла­ли за мною. Ме­ня в это вре­мя не бы­ло до­ма: и не знаю, как это слу­чи­лось, но ко мне не при­хо­дил ни­кто[661].

Что это - суе­та, тра­ги­че­ская не­раз­бе­ри­ха, в ко­то­рой ка­ж­дый был за­нят самим со­бой или уже яс­но обо­зна­чен­ная рев­ность к уми­рав­ше­му?

То, что про­ис­хо­ди­ло в до­ме по­эта по­сле то­го, как его по­ки­нул Шольц, вплоть до по­яв­ле­ния оче­ред­ных дру­зей, где-то ме­ж­ду 8-ю и 9-ю ча­са­ми ве­че­ра, опи­сал до­маш­ний док­тор Пуш­ки­ных И.Т.Спас­ский:

В 7 ча­сов ве­че­ра, 27 чис­ла ми­нув­ше­го ме­ся­ца, прие­хал за мною че­ло­век Пуш­ки­на. Алек­сандр Сер­гее­вич очень бо­лен, при­ка­за­но про­сить как мож­но по­ско­рее. Я не мед­ля от­пра­вил­ся. В до­ме боль­но­го я на­шел док­то­ров Аренд­та и Сат­ле­ра. С изум­ле­ни­ем я уз­нал об опас­ном по­ло­же­нии Пуш­ки­на.

– Что, пло­хо, - ска­зал мне Пуш­кин, по­да­вая ру­ку.

Я ста­рал­ся его ус­по­ко­ить. Он сде­лал ру­кою от­ри­ца­тель­ный знак, по­ка­зы­вав­ший, что он яс­но по­ни­мал опас­ность сво­его по­ло­же­ния.

– По­жа­луй­ста не да­вай­те боль­ших на­дежд же­не, не скры­вай­те от нее, в чем де­ло, она не при­твор­щи­ца; вы ее хо­ро­шо знае­те; она долж­на все знать. Впро­чем, де­лай­те со мною, что вам угод­но, я на все со­гла­сен и на все го­тов.

Вра­чи, уе­хав, ос­та­ви­ли на мои ру­ки боль­но­го. Он ис­пол­нял все вра­чеб­ные пред­пи­са­ния. По же­ла­нию род­ных и дру­зей П., я ска­зал ему об ис­пол­не­нии хри­сти­ан­ско­го дол­га. Он тот же час на то со­гла­сил­ся.

– За кем при­ка­же­те по­слать, спро­сил я.

– Возь­ми­те пер­во­го, бли­жай­ше­го свя­щен­ни­ка, от­ве­чал П. По­сла­ли за от­цом Пет­ром, что в Ко­ню­шен­ной.

Боль­ной вспом­нил о Гре­че. Ес­ли уви­ди­те Гре­ча, мол­вил он, кла­няй­тесь ему и ска­жи­те, что я при­ни­маю ду­шев­ное уча­стие в его по­те­ре.

В 8 ча­сов ве­че­ра воз­вра­тил­ся

док­тор Арендт. Его ос­та­ви­ли с боль­ным на­еди­не. В при­сут­ст­вии док­то­ра Аренд­та при­был и свя­щен­ник. Он ско­ро от­пра­вил цер­ков­ную тре­бу: боль­ной ис­по­ве­дал­ся и при­час­тил­ся св. тайн. Ко­гда я к не­му во­шел, он спро­сил, что де­ла­ет же­на? Я от­ве­чал, что она не­сколь­ко спо­кой­нее.

– Она бед­ная без­вин­но тер­пит и мо­жет еще по­тер­петь во мне­нии люд­ском, воз­ра­зил он; не уе­хал еще Арендт?

Я ска­зал, что докт.А еще здесь.

– Про­си­те за Дан­за­са, за Дан­за­са, он мне брат. Же­ла­ние П. бы­ло пе­ре­да­но докт.А и лич­но са­мим боль­ным по­вто­ре­но. Докт. А обе­щал воз­вра­тить­ся к 11 ча­сам[662].

Та­ким об­ра­зом, важ­ней­шее со­бы­тие в пуш­кин­ской жиз­ни, вы­зы­ваю­щее горя­чие спо­ры у мно­гих ис­сле­до­ва­те­лей и чи­та­те­лей - ис­пол­не­ние по­этом хри­сти­ан­ско­го дол­га, при­ча­ще­ния Свя­тых Та­инств - со­стоя­лось без осо­бо­го вмеша­тель­ст­ва дру­зей (в при­сут­ст­вии ненавязчивых Плет­не­ва и Дан­за­са!) и без со­ве­та ца­ря. Это бы­ло ес­те­ст­вен­ным дви­же­ни­ем ду­ши Пуш­ки­на, его че­лове­ческой по­треб­но­стью, а во­все не же­ла­ни­ем уго­дить вла­сти и со­хра­нить ли­цо семьи.

И как же дру­зья по­эта обош­лись с этой са­мой ин­тим­ной, вы­со­чай­шей нотой в фи­наль­ном ак­кор­де пуш­кин­ской судь­бы?! Весь­ма бес­це­ре­мон­но. Жуков­ский, ра­бо­тая с за­пис­кой Спас­ско­го и пре­крас­но, зная, что ис­пол­не­ние цер­ковной тре­бы со­стоя­лось за не­сколь­ко ча­сов до по­лу­че­ния цар­ско­го пись­ма, при­бег­нул к от­кро­вен­ной фаль­си­фи­ка­ции! Со­глас­но его опи­са­нию, ко­гда Спас­ский спро­сил Пуш­ки­на «же­ла­ет ли он ис­по­ве­дать­ся и при­час­тить­ся. Он со­гла­сил­ся охот­но, и по­ло­же­но бы­ло при­звать свя­щен­ни­ка ут­ром». Но как толь­ко пись­мо ца­ря с по­же­ла­ни­ем «кон­чить жизнь хри­сти­ан­ски» ока­за­лось в до­ме по­эта:

В ту же ми­ну­ту бы­ло ис­пол­не­но уга­дан­ное же­ла­ние го­су­да­ря. По­сла­ли за свя­щен­ни­ком в ближ­нюю цер­ковь. Уми­раю­щий ис­по­ве­дал­ся и при­час­тил­ся с глу­бо­ким чув­ст­вом[663].

Со­ве­ст­ли­во­му Жу­ков­ско­му труд­но бы­ло гре­шить про­тив ис­ти­ны. Пе­ре­мес­тив ис­пол­не­ние тре­бы с 8 ве­че­ра на пол­ночь, он все же ос­та­вил в не­при­кос­но­вен­но­сти по­сле­до­ва­тель­ность со­бы­тий, со­хра­нив за Пуш­ки­ным пра­во на ду­хов­ный вы­бор - сна­ча­ла про­изош­ло ис­пол­не­ние «уга­дан­но­го же­ла­ния го­су­да­ря», а за­тем как бы в тот же мо­мент Арендт про­чи­тал Пуш­ки­ну цар­ское пись­мо, ко­то­рое тот «вме­сто от­ве­та по­це­ло­вал и дол­го не вы­пус­кал из рук». В пись­ме этом со­дер­жа­лась прось­ба уме­реть по-хри­сти­ан­ски.

У Жу­ков­ско­го был слож­ный вы­бор - ос­тать­ся вер­ным па­мя­ти дру­га, но под­ста­вить его се­мью под удар, или при­бег­нуть к ли­те­ра­тур­но­му прие­му, спо­соб­но­му смяг­чить эф­фект от воз­мож­но­го скан­да­ла - ведь пись­мо, на­пи­сан­ное Ни­ко­ла­ем по­сле то­го как Пуш­кин са­мо­стоя­тель­но при­час­тил­ся Свя­тых Та­инств, ста­ви­ло ца­ря в глу­пое по­ло­же­ние. По­лу­ча­лось, что са­мо­дер­жец, ки­чив­ший­ся зна­ни­ем лю­дей, не по­ни­мал и не чув­ст­во­вал «сво­его по­эта». Боль­ше­го уда­ра по са­мо­лю­бию труд­но бы­ло пред­ста­вить, тем бо­лее, что все долж­но бы­ло стать дос­тоя­ни­ем глас­но­сти. Че­рез два дня царь тор­же­ст­вен­но ска­жет Жу­ков­ско­му: «...мы на­си­лу до­ве­ли его до смер­ти хри­сти­ан­ской...» - и смерть по­эта пре­вра­тит­ся в го­су­дар­ст­вен­ное ме­ро­прия­тие! А вот Вя­зем­ский, как опыт­ный ца­ре­дво­рец, да­же и не по­ду­мал рис­ко­вать, от­стаи­вая ис­ти­ну. Он и в лич­ном пись­ме сра­зу, без ого­во­рок, по­ста­вил все в над­ле­жа­щем по­ряд­ке: