Последняя ночь майора Виноградова

Филатов Никита Александрович

Виноградов раскланялся с неизменным патрульным на противоположной стороне улицы.

— Чай для вас. В гостиной зале.

Голос экономки был избавлен даже от всякого намека на дружеские нотки. Внезапно возникнув за спиной Владимира Александровича, она стояла теперь на крыльце и с высоты пары ступенек разглядывала русского: губы поджаты, сероватое равнодушие глаз на еще нестаром лице.

— Спасибо. Но я сначала пройду осмотрю дом.

Чуть заметный кивок. Пауза.

— В целях безопасности… Мы с хозяином так решили.

Строго говоря, решил один Виноградов,

но у него не было оснований полагать, что господин Геллер будет против.

— Если что, я вас позову.

Еще один кивок — и домоправительница исчезла. Занятный типаж, что-то по мотивам Астрид Линдгрен и Агаты Кристи одновременно. Славно было бы, если, следуя канонам классических детективов, она оказалась бы тайной матерью хозяина или претендующей на часть наследства забытой первой женой его дядюшки… Или на крайний случай сексуальной маньячкой с креном в сторону некрофилии.

Увы! Это было слишком сложно, чтобы воплотиться в реальность. Поэтому Владимир Александрович направился в дом, имея цель прибавить к рутинному обходу нечто не рекламируемое.

Холл, гостиная, подсобные помещения. Дальше была кухня и, как ее называла хозяйка, «малая столовая» — туда Виноградов не пошел, поднялся на второй этаж. Кабинет хозяина, еще две комнаты, спланированные, очевидно, под будущие детские. Супружеская спальня, общая, что почему-то несколько удивило…

В конце концов Владимир Александрович нашел то, что искал, — уютное гнездышко фру Дианы Геллер. Будуар с обоями в цветочек и телефонным аппаратом в стиле начала века. Мечта студентки из провинции!

Довольно опрятно, только у кресла живописно расползлась веером стопка корреспонденции — пестрый каталог, журналы с дамами света на обложках, газета, приготовленные к оплате счета от косметички и за телефон. Поворот ключа — и открыт ящичек под туалетным столиком: шкатулка с золотом и бижутерией, разные мелочи… Кожаная папка на молнии — для документов. Какие-то полисы, справки на шведском. Паспорт. Ксерокопия диплома об окончании филфака Ленинградского государственного университета.

Стараясь сложить все, как было, Виноградов сделал несколько пометок в блокноте. Разогнулся, снимая напряжение с затекшей спины. Подошел к тому, что должно было изображать книжную полку и, видимо, оттенять интеллектуальную образованность «мадам»: символическое, не больше чем на дюжину томов, книжное вместилище даже не было заполнено. Владимир Александрович вспомнил, что в кабинете хозяина он книги видел, и хотя там присутствовали не только подарочные фотоальбомы и специальная литература, другого рода книг было тоже немного. Впрочем, говорят, что домашние библиотеки на Западе не в моде.

Не удержавшись, он провел пальцем по корешкам. Незнанский, Гумилев, Константинов… Барбара Картланд и еще что-то сентиментальное… Затрепанные, в мягкой обложке стихи:

Подлецом проподличать на воле Иль Иванушкой промыкаться на свете… Кто распределяет эти роли? Кто за выбор наш потом в ответе?

Иллюстрация: колчан, подкова, темные провалы черепных глазниц.

…И каждого копьем или стрелой К земле родной приблизили татары. Укрыв навек то снегом, то травой.

Какой-то Виктор Балков. Тираж пять тысяч, за счет автора. Восемьдесят девятый год.

Владимир Александрович поставил томик на место. Здесь осматривать больше нечего.

Спустившись по лестнице в конце коридора, Виноградов оказался, судя по всему, в помещениях для прислуги.

Толкнул первую попавшуюся дверь — заперто. Надо же!

— Это моя комната.

В метре сбоку стояла фрекен Эльза — и черт знает откуда и как она возникла.

Достав из-под передника звякнувшую связку, экономка протянула ключ:

— Пожалуйста!

— Откройте сами, — пытаясь придать своему лицу выражение такого же презрительного высокомерия, отодвинулся чуть в сторону Виноградов.

— Прошу!

Оказавшись внутри, Владимир Александрович сразу же устремился к окну, делая вид, что его совершенно не интересуют развешанные по стенам фотографии, опрятно застеленная кровать, стройные ряды кружевных салфеток. Гибрид казармы с богадельней.

— В это окно можно проникнуть с улицы?

Фрекен Эльза молча пожала плечами.

— Надо бы поставить решетки. Вам это не будет неприятно?

Снова равнодушное молчание. Эта непробиваемая эстонка положительно выводила Виноградова из себя!

— Вы понимаете, что я говорю?

Кивок. Все ведь понимает и говорить может, но…

— Я вам не нравлюсь? Ведь правда, фрекен Эльза?

— Я ненавижу русских.

Сказано было негромко, но так, что Владимир Александрович поверил. Очевидно, у женщины были на то основания.

— Коммунистов?

— Русских.

Тут сложно было вести дискуссию.

— Покажите мне комнату шофера. Покойного.

Новый водитель Геллера был все-таки шведом и в помещениях для прислуги не жил, предпочитал ночевать дома. Поэтому стоило навестить последний приют бедняги Войтовича, пока там по-серьезному не прибрались.

Экономка повернулась, сделала несколько шагов и остановилась перед соседней дверью. Достала нужный ключ.

— У вас все комнаты запирались?

Отрицательный поворот головы.

— Это вы закрыли?

Кивок.

— После убийства?

Кивок.

— Предусмотрительно. Чувствуется, что вы — человек надежный, рассудительный. Спасибо.

Лобовая лесть, кажется, тоже не достигла цели.

— Что ж, посмотрим.

Обстановочка гостиничная, без особой индивидуальности. Порядка разве что поменьше, чем у остальных обитателей дома. Носки на батарее. Пивная бутылка. Польско-шведский словарь карманного формата в клеенчатом переплете. Инструкция к пейджеру.

— Полиция забирала что-нибудь?

— Документы.

— Ясно. Благодарю, можете опять закрыть.