Последняя женская глупость
Шрифт:
И тогда, в ту напряженную минуту, он вдруг вспомнил своего деда. И пожалел, второй раз в жизни пожалел, что мало общался с ним, хотя они жили в одной квартире, что вообще не принимал его всерьез. Так его воспитала мать. Резвун считал деда бесполезным пережитком прошлого. И только много лет спустя, перед смертью, этот «бесполезный пережиток» открыл, чем смог обеспечить своего внука… Вот тогда-то, услышав его историю, Резвун первый раз пожалел, что дед был для него фактически чужим. Вернее – что он был чужим для деда. Но было уже поздно что-либо менять. Дед вскоре умер, оставив внука не просто богатым, но баснословно богатым человеком. Другое дело, что при большевиках этим богатством невозможно было воспользоваться, не рискуя все потерять. А потом, когда власть захапали чокнутые демократы, афишировать свое состояние стало еще более опасно – опасно для жизни, особенно такому одиночке, каким был в ту пору Резвун.
Постепенно он сделался другим, он сколотил немалое состояние – сам, с помощью удачи и двух верных товарищей, один из которых был теперь убит, а другой стал убийцей. Он испытывал огромное наслаждение, зарабатывая деньги и тратя их – именно эти, собственными силами заработанные. Он ввязывался в самые рискованные ситуации, когда фирма могла все потерять в одно мгновение – время-то было какое, вспомнить жутко! – ввязывался с ошалелой храбростью – и не проигрывал. Его компаньоны седели на глазах, ожидая разорения с минуты на минуты, даже Гришка Бронников, уж на что был казак лихой, настоящий стервятник, и тот как-то раз сказал с дрожью в голосе: «Думал, все, конец нам. Как ты мог быть уверен, что все нормально пройдет, – не понимаю!» А просто-напросто ему не было страшно. Даже лишившись фирмы, он не оказался бы гол и бос. У него были тылы в виде дедушкиного секрета. Очень крепкие тылы!
Иногда он напоминал себе игрока, который швыряется козырными шестерками и семерками, имея в запасе все картинки. Вплоть до козырного туза. И именно тогда его дернул черт за язык – взял да и рассказал все Бронникову. Более того – показал! И этим подписал смертный приговор своей семье. И, как он теперь, по прошествии многих дней, понял, подписал приговор и своему племяннику – ведь Григорий думает, что это единственно живой наследник Резвуна. Именно потому последовала расправа, что Резвун все же почувствовал смутное беспокойство, раскаялся в своей откровенности и унес это из дому. Снял банковский сейф и отныне хранил это именно там.
Вот к чему рвался, сметая все на своем пути, Гриша Бронников! Не только к единоличному владению фирмой. Отнюдь не только! Кстати, очень может быть, именно желание завладеть личным имуществом Резвуна, а ради этого – избавиться от компаньона и его семьи и навело его на мысль заодно разделаться и с Сироткиным, подгрести под себя «Бук» и «Бук-Пресс». Планов громадье росло и ширилось, так сказать! Но это Резвун понял уже потом, много позже, когда прочел дискету, найденную в кармане Павло Малютко. Письмо подсказало, что Григорий что-то узнал о нем. Но что? У каждого есть в шкафу скелет, который не стоит выставлять на всеобщее обозрение. У Резвуна их было несколько. О котором именно пронюхал Гришка? Очевидно, подробности содержались в файлах, открыть которые Резвуну не удалось – они были зашифрованы.
Но в тот жаркий летний день на трамвайной остановке в пригороде Нанта на повестке стоял один вопрос. Выжить. По пунктам: избавиться от Малюты, создать видимость исчезновения Резвуна, потом скрыться Нине с Кирюшей, изменив всем троим внешность, добраться до Парижа и затеряться в нем. Когда у Нинки прошел первый шок, она стала немножко соображать, затверживала назубок, что и как нужно делать, как себя вести, что говорить, но в основном-то Резвун полагался на внука. И Кирилл не подвел, хотя от одиннадцатилетнего мальчишки трудно было ожидать такой стойкости.
Смех, конечно, однако в минуты сомнений – долго ли сможет внук выдержать такое напряжение, не сломается ли, не выдаст ли их всех каким-то неосторожным словцом или поступком – Резвуна утешали воспоминания о читанных в детстве книжках про всяких там пионеров-героев и сынов полка. Ведь факт, что в экстремальных ситуациях люди взрослеют до времени!
Кирилл оказался на высоте.
Резвун почувствовал, что соскучился по внуку. Это было новое ощущение. Он был привязан к своей семье, но эта привязанность носила оттенок чувства долга: человек должен быть привязан к своей семье! Любить? Никого он не любил, ни жену, ни дочь, ни внука, было что-то у него один раз в жизни, мелькнуло и ушло – давно, так называемая первая любовь, а с тех пор – все больше по обязанности. Но вот Кирюшку он мог бы полюбить, потому что гордился им и уважал его.
Разумеется, ни дочери, ни внуку нечего было и думать о возвращении в Россию или выезде из Франции – пока. Они ведь числились в нетях, как говорили в старину, а значит, имена были внесены в полицейские компьютеры. Их бы затормозили на первом же пункте проверки документов. И это стало бы известно в русском посольстве. А там дошло бы и до Бронникова, который, в этом можно не сомневаться, ведет собственное расследование и «исчезновения» компаньона с семьей, и гибели своего наемника.
Разумеется, о смерти Павло Малютко он уже знает. Интересно, какие выводы из всего этого сделал? А еще интересно, какое у него личико станется, когда вдруг откроется дверь и на пороге предстанет человек с темно-русой дурацкой челкой Павло Малютко и лицом Николая Резвуна? Два мертвеца в одном флаконе! Не хотел, ох не хотел бы Резвун оказаться в эту минуту на месте Бронникова.
Но до этой сладостной минуты было еще далеко. Ради нее еще предстояло потрудиться.
Марк Лакшин
3 ноября 2001 года. Нижний Новгород
Как она появилась в «Надежде», Марк отлично помнил. Катя куда-то отлучилась, поэтому Марк, который как раз был свободен от посетителей, подежурил в приемной на телефоне. И он сам взял трубку.
С первого звука его поразил ее голос: высокомерный и в то же время беспомощный. И очень сексуальный. Как ни странно, в ее голосе все эти оттенки отлично уживались. Потом Марк узнал, что она вся такая, как этот голос.
– Мне срочно нужна консультация, – сказала она. – У меня… вернее, у одной моей подруги проблемы с… с ее учеником. Сама она прийти не может, вот попросила меня. Ситуация крайне тяжелая, она… мы за него очень беспокоимся.
– Приходите, постараемся вам помочь, – ответил Марк. – Когда сможете?
– Сейчас.
– Жду. Спросите Марка Васильевича, если я буду занят, чуточку подождете. Вас как зовут?
Но она уже положила трубку.
Создалось впечатление, что она звонила либо из автомата на углу, либо по сотовому, буквально со двора, потому что появилась через пять минут.
«Ого, – подумал Марк, окинув ее взглядом. – Ого!»
Она посмотрела на него как-то странно, можно сказать, изумленно – потом-то он понял, почему, а сперва показалось, что она, наверное, ожидала увидеть в астрологическом центре какого-нибудь почтенного старца с бородой, а тут нормальный мужик, вдобавок – красивый…
– Это я вам звонила – насчет ученика подруги.
– Да, я понял. – Марк открыл дверь в свой кабинетик. – Проходите, садитесь. Значит, я Марк Васильевич, можно и без отчества, как вам удобнее. А вас как зовут?