Последняя женская глупость
Шрифт:
– Почему?
– Потому что… ты знаешь почему.
Это она первый раз сказала ему «ты». Нет, второй. Вспомнил он сейчас о том, первом случае? Не обидело ли его это воспоминание? Так испугалась, что потянуло спрятаться за привычную броню – иронию:
– Не помню, кажется, в «Трех мушкетерах», а может, и в «Королеве Марго» написано, что в те времена особенно жестких моральных препон не существовало, и молодые люди охотно принимали от своих возлюбленных дорогие подарки.
О черт… Что она несет?!
– В смысле, я, конечно, не твоя возлюбленная, но… то есть, я хочу сказать…
– Почему не моя? – перебил он, резко привлекая
– Да.
И опять на несколько музыкальных тактов – молчание, будто глубокий, глубокий обморок, в который упали они оба.
– Я тебя хочу.
Кто это сказал? Он или она?
– Да…
Кто выдохнул ответ – она или он?
– Ты слышишь, что я говорю?
– Да. Я тоже. Сейчас. Прямо сейчас.
– Да.
Никита схватил ее за руку и увлек между качающимися фигурами через всю сцену в какой-то боковой коридорчик. Поворот, еще один, короткий коридорчик, в конце – дверь, которая поддалась рывку Никиты. Темный закуток – какая-то подсобка? Захлопнулась дверь, мрак сомкнулся. Губы сомкнулись. Никита резко прислонил Римму к холодной стене – стынь вошла через ее спину, но она ничего не чувствовала, кроме резких жгучих прикосновений его губ и лихорадочных движений рук. Задыхаясь в поцелуе, Никита торопливо поднимал ей юбку, стаскивал колготки. Она трясущимися руками пыталась расстегнуть его джинсы. Вот прижались друг к другу обнажившимися бедрами – и едва не закричали от нетерпения, не в силах больше ждать. Он приподнял ее, подхватил под широко разведенные колени, она ногами оплела его спину… Ну наконец-то они нашли друг друга, наконец-то они встретились!
Александр Бергер
30 ноября 2001 года. Нижний Новгород
– Вы только не пугайтесь, у меня дома страшный разгром, – предупредил Бронников еще на лестнице. – Жена незадолго до моего ареста уезжала в Геленджик, собрала все свои вещи, а после себя оставила полный тарарам. Я ей сказал, пусть забирает практически все, что хочет, кроме моей коллекции, ну и она постаралась, конечно, как могла.
Про развод Бронникова с женой Бергер уже слышал. Две соседки, бывшие понятыми во время обыска в этой квартире, оказались весьма словоохотливыми и посвятили оперативников во все подробности семейной жизни Григория и Марины Бронниковых – очень приличных людей, которые жили да жили тихо-мирно, никогда ни ссор, ни скандалов, а тут вдруг бах – и разбежались в разные стороны почти с неприличной поспешностью.
Слово «разгром», да еще «страшный», звучало, конечно, весомо, однако даже это определение не вполне давало представление о том, что творилось в квартире. Даже Бергеру стало не по себе, а уж Бронников, надо думать, и вовсе покачнулся, что морально, что физически.
– Да что тут делалось? – пробормотал он ошарашенно. – Хотели ограбить, да никак не могли решить, что в первую очередь выносить?!
– Э-э, Григорий Александрович, – счел необходимым пояснить Бергер, который любил справедливость, – извините. Вы, видимо, забыли, что у вас в квартире, кроме всего прочего, проводился обыск…
Бронников стал столбом. Потом медленно обернулся к Бергеру:
– А знаете, я и вправду забыл. У меня в голове периодически как бы шторка какая-то задергивается. Наверное, срабатывает пресловутый инстинкт самосохранения. И тогда я обо всем забываю. И что протокол обыска вы мне показывали – мол, ничего компрометирующего не найдено, и что я у вас практически пять
Прошел среди разбросанных по полу вещей, машинально расшвыривая ногами пепельницу, бумаги, подушку диванную, прикатившийся сюда, очевидно, из кухни большой оранжевый апельсин, несколько шуршащих полиэтиленовых пакетов, еще какие-то мелочи.
Бергер огляделся, приблизился к окну. Оно выходило на Большую Покровку, и внизу заливался надтреснутый, но все еще глубокий голос бывшего солиста оперного театра, ныне пьянчужки и шута горохового, с пятого на десятое перевирающего слова старинных арий и едва наскребающего рубликов в свою старую шапку:
– В сиянье ночи лунной ее я увидал,Та-рам-та-ра-ра-рам-там чудный взор ее блистал.В тиши благоуханья… и слезы без конца…О где же ты… тра-ля-ля-ля,Где вы, грезы… о где ты, любовь?..И так снова и снова, словно шарманку крутил.
В эту минуту Бронников резко обернулся:
– Не скажу – не смогу сказать, да и не нужно это, – чего я бы только не отдал, чтобы этого поганого мальчишку посадить за решетку. Ему и расстрельной статьи мало за то, что он сделал с Риммой.
– Ну не начинайте сначала! – чуть ли не взмолился Бергер. – Сами ведь только что сказали: в ее смерти предположительно виновен тот, кто прислал вам фотографии. И вот опять за рыбу гроши…
– В ее смерти виновен Никита Дымов, понимаете? Все снова и снова вертится вокруг него. Тот, кто фотки делал, ведь их не Никите послал. Он послал их мне, он провоцировал меня! Он знал, на что я способен. И отчасти был прав… Еще полгода назад, возможно, я и мог бы убить Римму за такое… В апреле, мае – мог бы. А сейчас – нет. Она мне нужна была живая. Она мне была жизненно необходима, вам этого не понять! И вот разбито все. А разбил – он!
– Секунду, – перебил Бергер, следуя в кильватере как самого хозяина, так и его логики. – Вы говорите, тот, кто послал Римме фотографии, хотел спровоцировать вас на ее убийство, – так?
– Да! – резко глянул на него через плечо Бронников. – Да!
– А вы переправили их Никите Дымову. И теперь обвиняете в убийстве Риммы его. Получается, если он виноват, вы же и толкнули его на это! Вы его спровоцировали! Значит, фактически вы тоже в этом виновны!
Бронников замер. Похоже, такая простая мысль не приходила ему в голову.
– А почему вы думаете, что Никита застрелил ее из-за фотографий? – спросил он через несколько мгновений устало, как бы безразлично. – Мало ли какие могли быть причины? В конце концов, ваше дело их искать, но вы прикиньте: после меня Дымов – кандидат самый подходящий. Не так ли?
Бергер промолчал. Ответ мог быть только один – утвердительный. Хорошо еще, что Бронников не знает о появлении Дымова в Соложенке, когда Римма там лежала уже мертвая. То есть это Дымов так говорит, будто она мертвая была. А на самом деле…