Последняя женская глупость
Шрифт:
– Мама дорогая… – вдруг пробормотал Бронников. – Как выражается одна моя знакомая бабулька, здесь будто Мамаев курган прошел! Сущий разбой!
Он стоял на пороге кабинета, являвшего картину просто-таки библейского погрома.
«Кстати о разбое, – подумал Бергер. – Если кто-то хотел что-нибудь у Бронникова украсть, лучших времени и возможности просто не нашлось бы. Тут черт ногу сломит, сам хозяин не разберет, где что раньше лежало! И мой приезд, таким образом, – совершенно бесполезен. Хотя… еще не факт!» – И он снова задумался над тем, что только что мелькнуло в голове и уже оформлялось в некую версию – довольно тривиальную, правда, но вполне имеющую право на существование.
– Ох, а это зачем? – почти простонал
Бергер вспомнил, что об этом множестве авторучек было упомянуто в протоколе обыска. И Бронников произносил слово «коллекция» как бы даже с придыханием. Очевидно, это она и есть.
– Мои авторучки, – сказал Бронников, повернувшись к нему. – Я их столько лет собирал, из всех стран привозил, где только ни бывал. Сначала покупал только те, что подороже и поэффектней, к примеру, вот этот «Вотерман Серенитэ» привез из Франции (815 баксов стоит, прикиньте! Перышко из 18-каратного золота с родиевой отделкой), а эти «Паркеры» коллекций «Эллипс», «Соннет Ориджинал» и «Риальто» – из Великобритании. Вот «Шиффер» – из Германии, а это еще два «Вотермана» – «Льезон» и «Карэн»… Потом увлекся историей авторучек – вечных перьев, как их тогда называли, начал искать антикварные экспонаты. Между прочим, об истории только «Паркера» можно целую книгу написать. Мы говорим – «Паркер» да «Паркер», а у них торговых марок – не сосчитать. И каждая выпускает настоящие сокровища. Вот в этом «Соннет Премьер» перышко тоже из чистого золота – тоже 18 карат. Головокружение, а не ручка! У меня еще к ней под пару роллер был, но я его подарил – роллеры меня не вдохновляют, какие-то они бездушные. Шариковые ручки вообще не переношу. То ли дело – перья! А вот это – знаете, что это такое? Думаете, простой вульгарный «Паркер Дуфолд», коллекция 1996 года? Ха-ха! Зря вы так думаете! Сейчас вы просто ахнете!
– А вот такой вопрос, Григорий Александрович, – перебил его Бергер, который авторучки считал пережитком цивилизации, писал «шариком», а вообще-то предпочитал всему этому компьютер. – Ваша бывшая жена знала о существовании Риммы Тихоновой?
Бронников посмотрел на него снизу, потом выпрямился, сжимая одну из ручек.
– К чему это? – спросил настороженно. – При чем тут Марина?
– Всякое в жизни бывает, – пожал плечами Бергер.
– Да ну, бросьте, это чушь, – отмахнулся Бронников. – Марина про Римму знала, не стану скрывать. Понимаете, она, конечно, очень милая была женщина, но у нас в постели вообще никогда ничего толкового не получалось, разве что совсем по младости лет. Она была классная хозяйка, эффектная светская дама, преуспевающая бизнесвумен (у нее ведь свой магазин был, вы, наверное, знаете?), отличный товарищ, великолепный юрист, но, увы, как женщина ничего из себя не представляла. У меня всегда были какие-то бабы, девки, то да се, но, когда в моей жизни появилась Римма, я более или менее хранил верность ей. Честно – старался не изменять, мне ее вполне хватало. Я ведь ее… – Он осекся.
– Да, вы говорили, что любили ее, – негромко подхватил Бергер. – Но тогда объясните, почему раньше не развелись с Мариной и не женились на Римме? Почему это произошло лишь спустя пять лет после вашего знакомства?
– Да просто мне было удобнее с Мариной, как вы не понимаете? Я был фактически свободен, мог делать, что хотел. А Римма… с ней такой привольной жизни не получилось бы, ее любовь была очень требовательна. Я, честно, опасался, как бы любовная лодка не разбилась о быт. Был уверен – пока мы как бы на расстоянии, мы ближе, чем если будем жить в одной квартире. Да я массу видел таких случаев, когда мужики разводились, женились на своих любовницах, а потом рвали на себе волосы. Да разве только мужики разочаровываются? Женщины тоже обнаруживали, что получили нечто иное, чем казалось. Но Римма долго моим доводам не внимала. Сначала даже скандалы мне устраивала, требуя развестись и жениться на ней. Ну не скандалы, конечно, а так… обижалась, плакала, мучилась и меня мучила. Потом притихла, как-то смирилась. Ну а последнее время вообще вела себя так, будто я ей больше не нужен.
– Не это ли подтолкнуло вас к разводу и желанию как бы закрепить Римму за собой? Вы боялись ее потерять?
– Скажем так – это была одна из причин.
– А другие?
– Да много чего накопилось, – уклончиво ответил Бронников.
– Например?
– Ну я не знаю! Так просто и не объяснишь. Вот, например, еще одна причина. Когда один мой компаньон погиб, а другой исчез без следа, я вдруг подумал, что, если со мной что-то случится, Римма ведь будет единственным человеком, который меня оплачет. Вообще она – единственный человек, который меня любит. Эта мысль меня как-то проняла. И захотелось стать с ней еще ближе. Звучит сентиментально, но так оно и есть.
– А о детях вы подумывали?
– О чьих детях? – Бронников глядел недоумевающе.
«Значит, она ему ничего не сообщила. Почему? Не знала сама? Или сообщать об этом следовало не Бронникову? А кому тогда? Никите? Или… тому человеку на фотографиях?»
– Как о чьих детях? О ваших! В смысле, если решили пожениться, то и детей надо заводить, верно?
– Ну какие могут быть дети! Мне пятьдесят, Римма тоже не девочка была. Она вообще к детям относилась очень спокойно. Если бы хотела их, могла бы завести, когда еще первый раз была замужем. У нас с Мариной, кстати, тоже особого желания не возникало.
– Понятно… Но все-таки давайте вернемся к вашей бывшей жене.
– Знаете что? – сказал Бронников с откровенной досадой. – Бросьте вы это. Нестоящая версия, честное слово. Как если бы вы вдруг вспомнили о притязаниях первого мужа Риммы, который давным-давно спился и влачит существование бомжа где-то на Дальнем Востоке. Впрочем, там бомжей называют бичами. А что до моей бывшей жены… В тот день, когда погибла Римма, Марина была уже в Геленджике и вовсю начинала там новую жизнь. Надеюсь, с новым человеком.
– Что затуманилась, зоренька ясная, пала на землю росой? – на диво звучно, красиво завел за окошком старый певец. Но сразу сбился, засновал на том же месте, как заевшая игла, – громко, не в лад: – Что отуманилась, зоренька ясная? Зоренька ясная, зоренька ясная…
– Убить можно и не своими руками, – рассеянно обронил Бергер.
– Можно, и даже очень запросто, – оживился Бронников. – Полагаете, Марина наняла киллера, а себе обеспечила алиби? Нет, конечно, если хотите, занимайте себя этой ерундой, тратьте на ее разработку время, только я вам сразу скажу – Марина тут ни при чем. Потом сами в этом убедитесь. Это не ее жанр.
– А Дымов при чем?
– При чем.
– Ну какие, какие поводы у Дымова были убить Римму? – почти закричал, не сдержавшись, Бергер – и непроизвольно шагнул вперед: – Григорий Александрович, вы что? Что с вами?
– Ничего…
Вот так ничего! Бергеру один раз приходилось видеть человека, у которого пуля прошила сонную артерию. Лицо его мгновенно обескровилось, он умер в считанные секунды. Вот так же мгновенно сделалось смертельно-бледным лицо Бронникова.
С чего? Бергер что-то сказал? Ну да. В очередной раз задал вопрос, какие причины были у Дымова убить Римму Тихонову. И Бронников, который этот вопрос слышал сегодня раз сто, на сто первый вдруг сделался похож на мертвеца. Но почему?!