Посмертная месть
Шрифт:
На том, чтобы уехать из Кузнецка в село, настояла Надежда, как только они расписались в загсе. Какая причина побудила коренную горожанку принять такое решение, Бормотов разбираться не стал. Удовлетворился ответом: «Там мы не будем ни от кого зависеть. А это такое счастье, что лучше не придумаешь!» О небезупречном прошлом Надежды Николай кое-что знал, но, чтобы не обидеть любимую, делал вид, будто о ее грешках ничего не ведает. Главным в супружеской жизни он считал любовь, все остальное – суетой сует. Перед регистрацией брака Надежда сделала робкую попытку «исповедаться», однако Николай, заметив ее смущение,
Через год супружеской жизни Бормотов однажды спросил: «Надюша, когда у нас появится вершина любви?» – «Что?» – не поняла жена. «Помнишь, старую песню: и вершина любви – это чудо великое дети», – шутливо пропел Николай. Надежда потупилась: «Детей у меня не будет никогда». – «Почему? Ты разве больна?» – «Я, Коленька, здорова, как лошадь, но по молодости круто залетела», – густо покраснев, тихо ответила Надя. Бормотов без лишних объяснений тему о детях «закрыл» навсегда. За это, по словам Нади, она стала любить его еще сильнее.
Непонятные странности Николай стал замечать за женой в последние дни. То она испуганно вздрагивала, когда в поселок заезжала черная иномарка, которых расплодилось – хоть отбавляй, то вдруг ей начинало казаться, будто в сумерках под окнами дома кто-то крадучись ходит, то снилась какая-то «чертовщина», вроде сегодняшней.
«Надо потолковать с Надюхой по душам. Только бы не ляпнуть ей чего обидного, как прошлый раз ляпнул насчет “вершины любви”», – заканчивая хозяйскую работу, решил Бормотов. Когда он вошел в дом, завтрак уже стоял на столе, а Надежда в летнем ситцевом платье и кружевном передничке хмуро заваривала чайник.
– Хмуриться не надо, лада… – укоризненно пропел от порога Николай.
Надя виновато улыбнулась ему:
– Не могу избавиться от ночного кошмара.
– Что такое страшное тебе приснилось? – усаживаясь за стол, спросил Бормотов. – Выкладывай, в чем проблема?
Надежда села напротив. Потупившись, помолчала, потом вскинула на мужа невеселые глаза и, вроде бы смущаясь, сказала:
– Во сне, как наяву, видела, будто мой заклятый любовник убил тебя.
– Вадим Морев, что ли?
– До тебя, кроме Вадима, у меня никого не было.
– Морев – не гангстер.
– Плохо его знаешь. Кто тебя с ним познакомил?
– Всеволод Красноперов.
– Это, кажется, биатлонист, который волочится за каждой девичьей юбкой?
– Насчет биатлониста – точно. Что касается волочения, то… вместо юбок нынешние девицы стали носить широкие ремни на узких бедрах, – в привычной манере сказал Бормотов
– Душа болит, Коля.
– Что тебя не устраивает в нашей жизни?
– С тобой я счастлива выше всякой меры. Прошлое меня до ужаса пугает.
– Чего комплексуешь? Ну, ошиблась, залетела… не в свои сани. Не ты первая и не ты последняя. С кем по молодости такого не бывает…
– Наивный ты, Коленька, как ребенок. Неужели ничего не знаешь о Вадиме?
– Зачем мне о нем лишнее знать?
– Затем, что это очень самолюбивый и страшный человек. Удивляюсь, как он отпустил нас живыми из Кузнецка.
– Не нагнетай страсти-мордасти.
– Поверь, я достаточно общалась с Моревым и хорошо изучила его подлую натуру. Вадим терпеть не может конкурентов и любовниц подобру-поздорову не отпускает.
– Успокойся. Не так черт страшен, как его малюют. Мы с Вадимом не конфликтовали, разговаривали по-джентльменски…
– Нашел «джентльмена»!
– Ты послушай. Когда я сказал, чтособираюсьна тебе жениться, Вадим ответил спокойно: «Дело твое, только учти, чтоНадежда обиды не прощает». Не знаю, какая кошка между вами пробежала, но мне показалось, будто Морев чувствует какую-то вину перед тобой.
– Еще бы ему не чувствовать! Он в душу мне наплевал.
– Забудь.
– Такое не забывается… И вообще сколько живу с тобой, не могу поверить, что так легко вырвалась из гиблого омута. Порою наваливается такая тревога, словно вот-вот обрушится на нас большое несчастье.
– Поменьше вспоминай прошлое, тогда и тревоги не будет.
– Рада бы не вспоминать, да не получается. Ты хотя бы раз заглядывал в «Золотой петушок»?
– С Красноперовым забегал туда пива выпить.
– Видел, какие сумасшедшие деньги там крутятся?
– Меня не столько безразмерные ставки поразили, сколько виртуозно метавший банк голубоглазый негр-крупье. Не помню, то ли Джек, то ли Джим.
– Джон Корягин – блистательный картежный фокусник. Любого шулера может раздеть до нитки.
– Красноперов говорил, что этот банкомет – внебрачный сын хозяйки казино. Где она подцепила такое чудо?
– На Московском фестивале молодежи и студентов. В пятьдесят седьмом году нынешняя хозяйка «Золотого петушка» Алевтина Тарасовна Морева была восемнадцатилетней Алькой Корягиной. За активную комсомольскую работу попала в кузнецкую делегацию. В столице от безделья зафестивалила с каким-то африканским прыгуном. Тот, отпрыгавшись на молодежных состязаниях, ускакал в свою Африку, а голубоглазая Алька, вернувшись в Кузнецк, через девять месяцев, говоря стихами Пушкина, «родила царица в ночь не то сына, не то дочь»…
– Увлекательное кино, – заинтересовался Бормотов. – А Вадим Морев кем доводится хозяйке игорного дома?
– Вадим – младший сын Алевтины Тарасовны. Знающие люди утверждают, что папочка Вадима был «авторитетным» картежником и в среде уголовников Кузнецка «держал масть», то есть контролировал ситуацию. Будто именно он обучил негритенка шулерским приемам, которые с возрастом Джон отшлифовал до совершенства.
– А собственного сына не научил?
– Не успел. Когда Вадиму было около трех лет, папку его убили.