Посмотри в глаза чудовищ
Шрифт:
Дракон считал иначе.
Гудение усилилось.
– Не самолет это… – совсем упавшим голосом сказал Коломиец. – У них тут гнездо.
Я посмотрел. Над самой головой Коломийца висело что-то вроде серой бумажной дыни. И огромный полосатый шершень лениво выбирался наружу – посмотреть, кто это там внизу охальничает?..
Барон Мюнхгаузен, очутившийся между львом и крокодилом, имел больше шансов выкрутиться.
Шершень, не обратив на нас ни малейшего внимания, скользнул вниз и описал несколько кругов над головой дракона. Тварь как бы нехотя клацнула зубами в воздухе. Из гнезда на смену погибшему полез друг.
–
Дракон задрал голову и приоткрыл в изумлении рот. Наверное, он хотел ответить, но не находил слов. И шершни не вылетали, но гудели очень громко: очевидно, устроили кучу-малу у выхода.
– Мудило юрское!!! – страшным голосом Тарзана взвыл Коломиец (джунгли стихли), подпрыгнул, сорвал гнездо и двумя руками – в полете – словно баскетболист, загоняющий на последней секунде победный мяч в кольцо соперника, – отправил этот маленький бумажный ад в отверстую нежно-розовую пасть, – грянулся грудью о сук, с хаканьем отлетел в сторону, перевернулся и угодил на самый хребет чудовища…
Раздался еще более жуткий вопль. Дракон закружился волчком, норовя укусить себя за живот. Я сам не помню, как оказался на земле и как успел выхватить обмякшего старлея из-под ног взбесившейся твари.
Еще минуту длился раздирающий душу рев – и внезапно стих. Я выглянул из-за дерева. Хвост мелькнул последний раз в стенном проломе храма и пропал.
Коломиец сел. Глаза его были закрыты.
– Реликт зачморенный, – слабым голосом продолжал он. – Сам напросился…
– Дай-ка я тебе ребра посчитаю, – предложил я.
– А хули им сделается, – сказал он – и оказался прав.
Негров своих мы так и не нашли. Рев дракона доносился будто бы из-под земли, не приближаясь и не отдаляясь.
– И как мы все это понесем? – сказал Коломиец, оглядываясь по сторонам.
Лагерь наш был разбит на мыске невысокой лесистой гряды, разделяющей два болота. Как бы в продолжение этой гряды в полукилометре поднимался пологий холм. Он-то и был целью нашего похода. Вернее, моего. Что было целью Коломийца, знал только он сам да его начальники в Москве.
– Это бросим, – показал я на тюк с его секретными причиндалами. – И это тоже бросим. И это…
– Степаныч… – сумрачно сказал он. – За это меня даже под трибунал отдавать не станут.
– Как это правильно! – восхитился я. – Давно, давно пора было ввести во всех НИИ трибуналы. Или ОСО. Нечего выносить сор из избы.
Смех смехом, а положение наше было хуже некуда. До ближайшей тронутой цивилизацией деревни было километров полтораста – напрямую, через болота. Со скоростью три километра в день. А то и два. Негры, убегая, предусмотрительно прихватили все консервы и муку, пару дробовиков и надувную лодку. Остались палатки – в избытке, – мешок сахара, пачка соли, банка с топленым салом, немного сухарей, ящик тола, десяток детонаторов… На наше счастье, носильщики, отправленные на заготовку дров, топоры и мачете побросали. И то ли забыли захватить, то ли убоялись прогневить белых духов, но из моей палатки они не взяли ничего. Так что остался у нас штуцер восьмого калибра и легкий «зауэр»-двадцатка.
– Может, вернутся еще, – неуверенно
– Лучше бы ты их в партию принял, – сказал я.
Он посопел.
– Степаныч… я так понял, они тебя за большого шамана держали…
Об этом следовало подумать.
– Дождемся темноты, – сказал я. – Хотя не стал бы я на это особо рассчитывать. И вообще: не перекусить ли нам, пока еда не кончилась?
И мы перекусили, намазывая сухари салом и посыпая сахаром.
Было очень жарко.
– В джунглях, конечно, с голоду не помрешь, – рассказывал с набитым ртом Коломиец. – Но противно будет. Хотя шведы, говорят, больше всего гнилую салаку уважают – а народ на первый взгляд цивилизованный. Или, скажем, норвеги: те селедку сахаром посыпают. Так что с сахаром, Степаныч, все пойдет. Даже слоновье говно. Учти, если один останешься…
– Ты в Африке который раз? – спросил я, хотя отлично знал: второй. Первый раз он числился переводчиком в Тунисе.
– Третий, – гордо ответил Коломиец. – Мы идем по Африке, все по той же Африке, отдыха нет на войне…
Сало с сахаром мы запили ключевой водичкой, заправленной хлорными таблетками, и пошли по следам дракона.
Храм открывался взглядам не сразу. Нужно было очень долго и не пристально смотреть поверх крон, чтобы вдруг особым образом сложились линии и тени, световые зайчики и цветные пятна – и тогда вдруг весь пейзаж волшебно преображался, и перед тобой был не лес и не холмы, а – стены, поросшие мхом, башни, увитые лианами, ворота и мосты через ров… зеленая маска исчезала, и из-под маски показывалось, усмехаясь, чужое лицо.
Рев чудовища шел буквально из-под ног.
– Да вот же! – Коломиец стоял над черной дырой, едва видимой сквозь нависающую над нею траву. – То ли сослепу упал, то ли пить захотел, бедолага…
Он нагнулся и стал всматриваться во тьму.
Я встал рядом. Чернота меня манила по-прежнему, но я давно научился бороться с этим.
На дне ямы, переливаясь в скупых лучах предвечернего света, маялся наш давешний гонитель.
– Что ж с тобой делать? – жалобно сказал Коломиец. – Горячего нет, хоть сама ложись… Дракон поднял морду, раскрыл пасть во всю ширину ямы и заорал.
– Узнал, болезный, – сказал Коломиец. – Степаныч, но мы же не вытащим его оттуда…
– По частям, – предложил я.
– Разрешаешь?
– Сначала сфотографируем.
И я отщелкал целую пленку – пока во вспышке не иссякли батарейки.
Потом Коломиец жестом отодвинул меня на задний план, взял «лимонку», показал ее дракону, дождался ответного слова и аккуратно опустил гранату в яму. Сам отошел и заткнул уши.
Ахнуло глухо. Потом там заколотилось огромное тело – так, что затрепетали кусты вокруг. Камни и куски дерна посыпались вниз.
– Переждем, – сказал Коломиец. – Они твари живучие.
– Как бы не пришли друзья его и соратники, – сказал я.
– Не должны, – сказал он. – Не может много таких тварей жить по соседству. Не прокормиться им… – Голос его звучал неуверенно.
У меня бы тоже звучал неуверенно голос, если бы я говорил такую чушь.
– Самое главное нам теперь – в ихнюю африканскую тюрьму не попасть, – вздохнул Коломиец. – За браконьерство. Это у них запросто. И хрен кто узнает. И не откупишься…
Тут он радикально ошибался.