Посмотри в глаза чудовищ
Шрифт:
– Это уже по новой, – сказал таксист. – Лужков подбодрил.
– Молодец, – сказал Николай Степанович.
– Молодец, – согласился таксист. – А вы приезжие или как?
– Напополам, – сказал Николай Степанович. – Я из Петербурга. Точнее, из Царского Села.
– Это теперь Пушкин, что ли?
– Царское есть Царское. Пушкин там учился, – сказал Николай Степанович.
– Да… «Один только человек принадлежал нашему обществу, не будучи военным. Ему было около тридцати пяти лет, и мы за то почитали его стариком. Опытность давала ему перед нами многие преимущества; к тому же его обыкновенная угрюмость, крутой нрав и злой язык имели сильное влияние на наши молодые умы…» Подумать, когда-то я знал наизусть и «Выстрел», и «Пиковую даму», и «Капитанскую дочку», я уже не говорю о «Полтаве» или «Гавриилиаде». Зачем? Удивлять подруг?.. – таксист склонился над рулем. – «Мария, бедная Мария, краса черкасских дочерей! Не знаешь ты, какого змия ласкаешь на груди своей!..» Откуда же ей знать, бедняге, она же «мама мыла раму» только и помнит из школы…
– А Шива мыл Вишну, – сказал Николай Степанович.
– Что? А… – таксист хохотнул. – Юмор. Понимаю. Чем-то вы на Маслякова похожи. Не родственник?
– Я – на Маслякова? – изумился Николай Степанович. – Да ни боже мой!
– Что-то есть общее, – стоял на своем таксист.
– Стрижка, – подсказал Костя.
– Lapsus memoriae, – возразил Николай Степанович.
– А жалко, – сказал таксист. – Так бы хвастался: Маслякова возил… Вот ваша библиотека.
– Немножко не доезжая, – сказал Костя. – Вон там, на углу.
Николай Степанович расплатился, такси укатило, и Николай Степанович с Костей, подхватив багаж, направились ко входу в рум. Он был замаскирован под декоративную нишу в стене библиотеки. Граф Румянцев с Пятым Римом связан был очень плотно… Из кармана Николай Степанович достал Георгиевский крест – свой первый, за успешный поиск на левом берегу Двины, сохраненный Фархадом в тайнике дворницкой и каким-то неведомым способом превращенный им в универсальный ключ ко всем румам (почему именно этот крест, зачем и при каких обстоятельствах решил Фархад сделать отмычку, которая имела силу только в руках Николая Степановича, – ничего этого не было в коротком письме, написанном личным шифром малого таинника Тихого, но рукой маршала Фархада… дрожала та рука…), прижал его к ключ-камню – и всей ладонью ощутил проворот механизма, открывающего дверь…
Они спустились по лестнице в тишину рума. Николай Степанович зажег черную свечу и несколько секунд спустя вместе с Костей шагнул в гомон и суету «табора» под армянским городом Ехегнадзор…
ГЛАВА 3
Итак, ты не хочешь, чтобы тебя мучила совесть, но не в силах этого избежать. Чем прийти к такому выводу, лучше вовсе не размышлять.
– Надька, цыц, – слабым голосом сказал Коминт. – Тебя тут не… о-о! Полегче, мать, полегче…
– Молчи, слабый мальчик. Хха! – и Ашхен каким-то сложным многосоставным движением повернула его руку – громкий щелчок, будто хлопнули друг о друга две дощечки, Коминт подпрыгнул на стуле и тут же обмяк с блаженной улыбкой. – Это тебе не топорами бросать в беззащитную женщину…
– Надежда Ко… – начал было Костя, но Николай Степанович жестом велел ему замолчать.
– Ты права, Надя, – сказал он. – Я действительно не имел никакого права вас в это втягивать. Но бросить вас на произвол судьбы я не мог и подавно.
– На произвол? На произвол? Вы еще смеете говорить о произволе! Да это вы и есть тот самый произвол судьбы! Появляетесь, делаете все по-своему, уродуете жизнь, ломаете… Кто вам дал такое право? Кто, я спрашиваю?
– Бог. Сам, своею милостью.
– И вам не стыдно это говорить? Говорить такие слова? Иезуитство какое-то…
Николай Степанович покачал головой:
– К сожалению, Наденька, так оно и есть. Ну подумай сама: как мы сюда попали? Из Москвы в Армению – сделав два шага?
– Что вы меня, за дуру принимаете? Этих секретных разработок везде понатыкано…
– Как же вам смогли задурить головы… Тигран!
– Здесь, командир.
– На твоих глазах человек превратился в дракона. Ты подтверждаешь?
– Да. Сам видел, сам трогал, сам убивал тварь.
– Как – в дракона? – ахнула Надежда.
Тигран пожал плечами и отошел.
– Ты сама, повторяю, сделала шаг – и очутилась за две тысячи километров…
– Я не понимаю, какое это имеет отношение…
– Такое, милая моя Наденька, что весь твой прежний житейский опыт сегодня становится бесполезен. Ты, наверное, все еще думаешь, что неприятности наши начались через то жалкое золото? Что за нами гоняется какая-то мафия, или контрразведка, или еще кто-то подобный – зловредный, но человеческий и потому объяснимый? Кого можно понять, сторговаться или перейти на его сторону? А лучше всего – отвернуться и не замечать, что он там делает за твоей спиной?
– Я вовсе не собиралась переходить на чью-то сторону. Я просто хочу жить своей жизнью и не позволять никому диктовать мне… Детям нужна нормальная школа, черт побери, а не эта деревенская дыра! Я уже не говорю о себе, моя репутация погибла…
– Опять двадцать пять. Если в тебя ударяет молния – кто виноват?
– Молния? – вдруг подбоченилась Ашхен. – Я не знаю, что там с молниями, а школа детям нужна нормальная! Я послушала, чему их тут учат…
– Да! – вспыхнув вновь, закричала Надежда. – И я не хочу, чтобы дети ходили в школу под охраной вооруженных мужчин, и даже несмотря на охрану…
– А ну, заткнитесь все! – вскочил Коминт. – Распустил вас!
– Молчи уж, однорукий, – развернулась Ашхен. – Позорище мое.
– Они были в форме полиции, – вступился Тигран. – Только поэтому…
– Полиции-милиции, – фыркнула Ашхен. – Последнее дело – позволять себе руки крутить.
– Так что же, – тихо спросил сзади Костя, – нас опять нашли?
– Может быть, да, может быть, нет, – сказал Николай Степанович. – Все как обычно…
– Вы устали?
– Устал. Я постоянно упускаю из виду что-то важное. Я все время делаю что-то не то… Надежда, давай отойдем на два слова. Митинги – это не моя стихия.
Надежда набрала воздуха, чтобы возразить, но доселе молчавшая Светлана тихо велела:
– Иди.
Уставившись под ноги и тихо бормоча, Надежда направилась за Николаем Степановичем.
Этот рум, в отличие от всех известных ему раньше (круглое помещение, прямоугольное помещение и соединяющий их коридор – этакая буква Ю), был большим и разветвленным сооружением. Не особо мешая друг другу, здесь могло разместиться человек двадцать пять. Судя по всему, румом не пользовались более двух веков (содержимое оружейного ящика вызвало бы мгновенный разрыв сердца у любого коллекционера: набор ятаганов и кривых сабель, прекрасной выработки дамасские кинжалы, серебряные пороховницы и рожки, две фузеи, ручная митральеза, французский тромбон и полтора десятка разнообразных дорожных пистолетов), и это пока не находило никакого логического объяснения. Румы (этот и восемь подобных ему) были обозначены на карте, хранившейся у Фархада, – но никто и никогда из приобщенных к Великим Тайнам даже полунамеком не выдавал этого знания. Что ж, еще в пятьдесят третьем Николай Степанович всерьез заподозрил, что в Ордене имеется свой маленький «внутренний Орден», ничего общего не имеющий с Капитулом, – но бурные события последующих лет помешали додумать эту мысль…