Пособие для Наемника
Шрифт:
Теоданис, прочем, только усмехнулся:
— Это твоя идея? Уж больно знакомые интонации я слышу.
Дайрсгау посмеялся, приобретя вид, будто его авантюру раскрыли.
— Это то, о чем твоя дочь говорила с императором в день титулования Эмриса Железного.
— В отношении кого? — Явно ведь тогда подобные сделки Идель предлагала не для самой себя, у нее вопреки возможностям сватовства тогда был муж!
— Ее высочества Алинор. Ей исполняется четыре в этом году, Аерон стал подумывать о вариантах помолвки через два-три года. Однако теперь, думаю, эти разговоры можно отложиить.
Дыхание Теоданиса стало глубже и слышнее: герцог подавлял недовольство.
— Идель официально не принцесса. И у нее есть год траура, не нагнетай. До его истечения никто не станет к ней свататься. Во всяком случае, никто из списка Аерона.
— Скорее всего.
Тео вскинул голову и шумно втянул воздух. Облизнулся. Огляделся. Потянулся и вырвал мех из рук Эйвара. Сделал несколько крупных глотков. Сделал бы больше — да мех опустел. Наблюдая за герцогом, Эйвар без слов поднялся, прошел к стянутым с коней вьюкам, открепил одну из фляжек и вернулся.
Теоданис отслеживал каждое действие советника, и когда тот сел у костра, сокрушился:
— Никто, для кого моя дочь хоть что-нибудь значит, не может быть с ней в браке. А тем, кто может, от первого до последнего, срать на нее.
Эйвар надолго замер, остановив взгляд на глазах герцога. Языки пламени плясали, высвечивая яркие, желто-белые блики на смоле зрачков.
— Когда она вышла за Нолана, ты тоже был недоволен. — Эйвар постарался смягчить угол.
— Но стерпел! Потому что это было всем на руку!
— Правда. — Эйвар не мог не согласиться. — Нолан выиграл для Аерона целых четыре года, — шепнул он не своим голосом, после чего надолго приложился к фляге.
Теоданис рванулся и схватил Эйвара за грудки. Эль из горлышка выплескался ему на руку.
— Вы имеете отношение к смерти моего зятя? Вы с Аероном оба?!
Эйвар бесстрашно встретился взглядом с Теоданисом. Свободной рукой охватил чужой кулак у себя на груди.
— Нет. Но не буду скрывать, мы допускали мысль, что со временем от него придется избавиться.
Герцог отпихнул Дайрсгау и горестно хмыкнул:
— Когда это — со временем?
— Очевидно, после появления у нее законного потомства.
Настало время Теоданису уставиться в лицо собеседника, не окончив вдох. Не то вопрос, не то вскрик застрял у него в горле, но он ничего не сказал.
Мало-помалу часть бойцов перешла в дозор, рассевшись поодаль, а часть принялась укладываться на ночлег. Эль все настойчивее бил в голову.
— Хорошо, что ты едешь в Греймхау, — тихо обронил герцог, будто опасаясь быть услышанным. — Страшно в такой момент остаться лицом к лицу с действительностью.
Дайрсгау подобрал с земли какой-то камешек и бездумно бросил в огонь. Лучше ничего не говорить, чтобы не сбивать Теоданиса с пьяных откровений. Порой, это нужно каждому.
Теоданис взглянул на друга и в душе хмыкнул: никто сейчас не признал бы в них императорских советников.
— Сам вызвался или Аерон отправил? — Обмен элем возобновился.
Эйвар оскалился — вполне самодовольно.
— Наши взгляды совпали. Именно поэтому, он обрадуется, что ты приехал пораньше. Сейчас во дворце нет никого, кроме Тадао, чтобы спасти императорскую задницу в случае чего.
— Легрейф еще в столице?
Эйвар мотнул головой:
— Аерон выставил его за день до моего отъезда. Да он и сам бы не захотел задерживаться. Думаю, сейчас он больше всего раздумывает, как действовать.
Теоданис кивнул и надолго замолк. Протянул Дайрсгау фляжку, но тот отрицательно махнул рукой: хватит.
— Я бы не хотел предстать перед твоей дочерью косым сивушником. — Он улыбнулся, надеясь, что это ободрит Теоданиса. Уж больно тот раскис. — Она верит, что я толковый мужик.
Теоданис посмотрел на советника нечитаемым взглядом. На мгновение сощурился, потом нахмурился, будто бы примерялся к чему-то, и Эйвар никак не мог взять в толк, к чему.
Глава 32
Железный заперся в спасительной тишине кабинета-спальни. Снял поддоспешник и пояс, чтобы сесть удобнее, и ослабил шнуровку на тунике сверху.
Уставился на стол перед собой.
Опять бумаги. Бумаги, бумаги — куча каких-то бумаг! Прежде он мог бы увидеть такое их количество, только если бы наелся сырой рыбы и знатно обделался. Широким движением Железный предплечьем отодвинул кипу в сторону. Пододвинул к себе небольшую стопку чистых листов — благо, Йорв позаботился о наличии, — и вооружился пером. И почему он, в самом деле, не додумался сразу написать Идель ответ? Может, потому что нервно простился с Теоданисом? Но ведь кому, как ни ему, знать: родителей не выбирают. Как, в общем, и всю родню.
А поинтересоваться ее самочувствием, поспрашивать про сукно и ткани, и попросить совета относительно назойливых девиц — это в самом деле неплохая идея. Отношения, какими бы ни были, это участие двух сторон. И леди Греймхау сделала уже столько шагов, что Железному в пору бы устыдиться собственного бездействия.
Не зная, как начать, Эмрис выудил из стола письмо от Идель. Его он хранил в верхнем ящике, среди прочей «важной почты». Развернул и вчитался. «Любезный барон» — начиналось послание. Хм, Данворт тоже начинал с «любезного». Это, видимо, тот самый «хороший тон», определил Эмрис. Обмакнул перо, вывел на чистом листе «Любезная эрцгерцогиня», подумал, что звучит совершенно ужасно, и на том и остановился.
Дальше-то что?
Писать что-то нейтральное — это как отбывать повинность, а он не считал свои отношения с Идель повинностью. В конце концов, сегодня он в самом деле произнес то, о чем прежде не задумывался: Идель никогда не попрекала его или его людей за их привычки, или взгляды, или за то, как они пахнут. И не то, чтобы прежде его «Братья» пахли лучше: наемничество — оно никогда не сахарное.
Да, был один случай, когда она высказала ему, Эмрису, за его бесконечные подозрения, но, пожалуй, он сам к этому подвел. К тому же, сегодня, общаясь с Данвортами, Эмрис поймал себя на нежелании соответствовать ничьим ожиданиям, на нежелании оправдываться, когда он в своем праве. Возможно, Идель чувствовала себя так же, полагая, что разница в их статусе настолько велика, что объяснения решений с ее стороны попросту унизительны.