Потаенные ландшафты разума

Михайлов Владислав Юрьевич

...ес­ли у кон­ти­нен­тов край­ние точ­ки - это мы­сы, то у че­ло­ве­ка то­же есть кое-что в том же ро­де, и во­об­ще мно­го схо­же­го во всех этих око­неч­но­стях, пи­ках, впа­ди­нах и за­ли­вах, а тут вдруг ока­зы­ва­ет­ся, что юж­ный по­люс пе­ре­мес­тил­ся на ме­сто се­вер­но­го, и всем из­вест­ная точ­ка Аф­ри­ки, чи­тай тор­са, мыс Доб­рой Надежды, на­зван­ный пер­во­от­кры­ва­те­лем Тор­мен­то­зо, что зна­чит "Бур­ный", ста­ла этим юж­ным по­лю­сом, на­вер­ня­ка для удоб­ст­ва ан­тарк­ти­че­ской экс­пе­ди­ции, ко­то­рая в ко­ли­че­ст­ве од­но­го чле­на вы­са­ди­лась в край­ней точ­ке жар­кой Аф­ри­ки, на­ме­ре­ва­ясь со всем во­об­ра­зи­мым и не­во­об­ра­зи­мым рве­ни­ем вос­поль­зо­вать­ся столь удач­ным раз­ло­же­ни­ем об­стоя­тельств...

Ус­тав­шие, мы ле­жим рас­ки­нув­шись на

из­мя­той по­сте­ли и вме­сте смот­рим в тем­но­ту над на­ми, а, мо­жет быть, я уже смот­рю ту­да один, по­то­му что Лю­си, так ее зо­вут, на­ча­ла ти­хонь­ко по­са­пы­вать так, как ес­ли бы она спа­ла.

 Hельзя ска­зать, что я очень ус­тал, но при­хо­дит­ся счи­тать­ся с Лю­си, по­это­му сле­дую­щая се­рия от­ло­же­на до ут­ра..., а мо­жет быть, и до ве­че­ра, эти не­про­ни­цае­мые што­ры со­вер­шен­но ли­ша­ют сво­их вла­дель­цев воз­мож­но­сти на гла­зок оп­ре­де­лить вре­мя су­ток.

 Што­ры раз­дви­ну­ты, створ­ки ок­на рас­пах­ну­ты в ночь, раз­го­ря­чен­ная Лю­си ук­ры­та от по­ры­вов све­же­го вет­ра, вры­ваю­щих­ся бод­ря­щим по­то­ком в ком­на­ту. Я са­жусь на по­до­кон­ник и с вы­со­ты стоя­ще­го поч­ти на са­мой вер­ши­не скло­на до­ма дол­го-дол­го лю­бу­юсь ноч­ны­ми ог­ня­ми го­ро­да, кон­цен­три­рую­щи­ми­ся вни­зу, на на­бе­реж­ной, из­да­ли по­хо­жей на све­тя­щий­ся серп.

Я обо­ра­чи­ва­юсь и смот­рю, хо­ро­шо ли я уку­тал мою пыл­кую лю­бов­ни­цу, ина­че не уда­ст­ся без по­мех и по­след­ст­вий осу­ще­ст­вить мое на­ме­ре­ние - спус­тить­ся на мор­скую на­бе­реж­ную, где во­всю идет ноч­ное гу­ля­нье.

Гла­ва III

С на­сла­ж­де­ни­ем сла­жен­но дей­ст­вую­щих мышц, спус­ка­юсь вниз, пря­мо из ок­на. Hевысоко, вто­рой этаж. Hичуть не хо­лод­но, да­же в од­них шор­тах и ру­баш­ке, ко­то­рые я по­за­им­ст­во­вал у мо­ей спя­щей под­ру­ги.

Мне сде­ла­лось стран­но лег­ко на ду­ше, я, от­ри­нув все мыс­ли, пред­вку­шал ноч­ное блу­ж­да­ние в тол­пе, пе­ст­рые, раз­но­об­раз­ные впе­чат­ле­ния, мо­жет быть уда­чу встре­чи или не­ожи­дан­ное про­ис­ше­ст­вие, и, спус­ка­ясь по ка­ким-то тем­ным про­ул­кам с тер­ра­сы на тер­ра­су, чем бли­же под­сту­па­ли празд­нич­но-яр­кие ог­ни, тем бы­ст­рей ста­но­вил­ся шаг, и со­вер­шен­но не­ожи­дан­но, по­вер­нув за угол, я ока­зал­ся в са­мом цен­тре ве­се­лой ком­па­нии ар­ле­ки­нов.

– Здо­ро­во, при­ятель!
– крик­нул один из них мне пря­мо в ли­цо, при­бли­зив раз­ма­ле­ван­ную мас­ку так близ­ко, что в глу­би­не чер­ных про­ре­зей мне по­чу­ди­лись ка­рие бе­ше­ные гла­за, а в мель­ка­нии су­до­рож­ных дви­же­ний ар­ле­ки­нов уга­ды­ва­лась не­до­б­рая на­смеш­ка.

– Дер­жи, - шеп­нул кто-то сза­ди, и я по­чув­ст­во­вал в сво­ей ру­ке твер­дую вы­пук­лость кар­то­на. Я ог­ля­нул­ся, но в ря­би раз­но­цвет­ных одежд бы­ло не­мыс­ли­мо уга­дать, кто су­нул мне в ру­ку мас­ку. А это бы­ла имен­но мас­ка.

Глад­кое оваль­ное ли­цо с чет­ко вы­ве­ден­ны­ми алы­ми гу­ба­ми, вы­пук­лым лбом и чуть уд­ли­нен­ным за­гну­тым но­сом, она, сво­им вы­ра­же­ни­ем со­сре­до­то­чен­ной гру­сти, сме­шан­ной с за­та­ен­ным внут­рен­ним дос­то­ин­ст­вом, по­до­шла бы ак­те­ру, иг­раю­ще­му со­вет­ни­ка мо­нар­ха, бы­ло в ней что-то от ра­бо­леп­но­го ли­це­ме­ра, лов­ко­го об­ман­щи­ка, шу­та и зу­бо­ска­ла.

Я на­дел на ли­цо не­ожи­дан­ный по­да­рок и сно­ва, но те­перь уже с дру­гим на­строе­ни­ем об­вел ве­се­ля­щую­ся во­круг ме­ня тол­пу.

– Эй, при­ятель, ты где?
– крик­нул не­вда­ле­ке тот са­мый ар­ле­кин с бе­ше­ны­ми гла­за­ми, но ме­ня уже не ста­ло, те­перь нек­то, про­ны­ра и хит­рец, встро­ил­ся в длин­ную ве­ре­ни­цу ска­чу­щих, взяв­шись за ру­ки, под ак­ком­па­не­мент ба­ра­ба­на, дуд­ки и ги­та­ры. Ря­дом со мной ока­за­лась мас­ка обезь­я­ны с вы­су­ну­тым язы­ком, и так, пры­гая и пе­ре­бра­сы­ва­ясь с ней шут­ка­ми, я спус­тил­ся, на­ко­нец, на на­бе­реж­ную.

Там на­ша из­ряд­но ус­тав­шая гор­ла­ня­щая цепь рас­па­лась, и я, пре­дос­тав­лен­ный са­мо­му се­бе, по­шел в сто­ро­ну вил­лы мэ­ра (ведь го­ро­док мне был хо­ро­шо зна­ком, да­же слиш­ком

хо­ро­шо). Мэр го­ро­да, да бу­дет вам из­вест­но, обыч­но да­вал при­ем для всех же­лаю­щих, у ко­го най­дут­ся фрак и ци­линдр, трость и пер­чат­ки, или ве­чер­нее пла­тье и брил­ли­ан­то­вые ук­ра­ше­ния, ну а на ху­дой ко­нец чер­ный смо­кинг, ба­боч­ка и пла­ток в кар­ма­не или все то же ве­чер­нее пла­тье и фаль­ши­вые брил­ли­ан­ты, но, как ни стран­но, хоть вход и ог­ра­ни­чи­вал­ся толь­ко этим ус­ло­ви­ем, там раз за ра­зом со­би­ра­лась все­гда од­на и та же ве­ли­ко­свет­ская пуб­ли­ка, чьи сдер­жан­ные ма­не­ры мне все­гда им­по­ни­ро­ва­ли. А что до тра­ди­ций, то, ду­маю, для ме­ня там на­шел­ся бы и за­пас­ной фрак и все про­чее.

Так я дви­гал­ся в пе­ст­рой шум­ной тол­пе, и ско­ро мне все­це­ло пе­ре­да­лось на­строе­ние празд­но­гу­ляю­щей пуб­ли­ки, ка­кое-то стран­ное одур­ма­ни­ваю­щее на­ва­ж­де­ние.

Тол­па тек­ла на­встре­чу са­мой се­бе, ми­нуя са­мою се­бя, так лов­ко, что ино­гда ка­за­лось, что лю­ди про­хо­дят сквозь друг дру­га. Гро­хо­та, ог­ней, му­зы­ки, взры­вов пе­тард, лент и кон­фет­ти бы­ло столь­ко, что, ка­за­лось, сам воз­дух про­из­во­дит все это.

Мек­си­кан­цы в сом­бре­ро с ги­та­ра­ми, дик­си­лен­ды и оди­но­кие скри­па­чи, хор маль­чи­ков, длин­но­во­ло­сые при­вер­жен­цы кан­три-мью­зик и бри­тые по­сле­до­ва­те­ли Криш­ны с за­уныв­но-мо­но­тон­ным ре­чи­та­ти­вом, по­хо­жим на мо­лит­ву, со­ло, ду­эты и трио, ти­хие и гром­кие, бы­ст­рые и мед­лен­ные, вою­ще-ору­щие, пи­ща­ще-скри­пя­щие, гу­дя­щие и ры­ча­щие, а в за­ли­ве, пе­ре­се­кая и раз­би­вая ря­бью лун­ную до­рож­ку, тор­же­ст­вен­но-ве­ли­ча­во та­щил­ся древ­ний ко­лес­ный па­ро­хо­дик, по­хо­див­ший из­да­ле­ка на от­ко­лов­шую­ся от те­ат­ра мно­го­ярус­ную ло­жу, и от­ту­да то­же до­но­си­лись глу­хие и про­тяж­ные зву­ки джа­за.

Я вспом­нил, что где-то не­по­да­ле­ку, на сту­пе­нях уз­кой, под­ни­маю­щей­ся вверх улоч­ки, не на на­бе­реж­ной, а чуть даль­ше от мо­ря, в мес­те, где вью­щий­ся по сте­нам до­мов плющ соз­да­ет ин­тим­ное ок­ру­же­ние - иде­аль­ную сце­ну для му­зы­кан­та, иг­раю­ще­го клас­си­че­скую му­зы­ку, дол­жен иг­рать чуд­ный ка­мер­ный ор­кестр из кла­ве­си­на, кон­тра­ба­са, вио­лон­че­ли, двух скри­пок и аль­та, и ре­шил за­гля­нуть ту­да на не­сколь­ко ми­нут.

Ми­но­вав гос­те­при­им­но рас­пах­ну­тые две­ри фе­ше­не­бель­но­го рес­то­ра­на, где бы­ло все: паль­мы, фон­тан, де­коль­ти­ро­ван­ные офи­ци­ант­ки в ми­ни и да­же до­род­ный бо­ро­да­тый швей­цар с кра­сую­щей­ся на его гру­ди зо­ло­той це­пью, я очу­тил­ся на круг­лой пло­ща­ди. В цен­тре ее, у обе­ли­ска Ве­се­ло­му Пи­ра­ту, обыч­но на­зна­ча­ли

По­гло­щен­ный этим за­ня­ти­ем, я не сра­зу за­ме­тил, что пло­щадь Сви­да­ний из­ме­ни­ла свой обыч­ный об­лик. Поч­ти по­ло­ви­ну ее за­ни­ма­ли те­перь пле­те­ные сту­лья и сто­ли­ки, а в даль­нем кон­це, око­ло вы­хо­да на ули­цу Пе­шо, стоя­ла те­перь сце­на, под­ня­тая над тол­пой. Там кто-то вы­сту­пал, и поч­ти все взгля­ды бы­ли об­ра­ще­ны ту­да. За­ин­три­го­ван­ный, я сде­лал крюк и очу­тил­ся поч­ти у са­мой сце­ны.

Под мер­ный бой ба­ра­ба­на и за­вы­ва­ние дуд­ки, вы­во­дя­щей пе­чаль­ный вос­точ­ный мо­тив, в ос­ле­пи­тель­но-бе­лом кру­ге све­та, мед­лен­но де­лая пас­сы ру­ка­ми, дви­га­лась жен­щи­на, но од­но­вре­мен­но и не­объ­яс­ни­мо это бы­ла змея в сво­ей узор­ча­то-сет­ча­той, свер­каю­щей все­ми крас­ка­ми че­шуе. Она за­во­ро­жи­ла ме­ня. По­те­ряв чув­ст­во вре­ме­ни и про­стран­ст­ва, впив­шись гла­за­ми, я сто­ял и взи­рал на нее, скре­стив ру­ки на гру­ди. Страсть бы­ла в ее дви­же­ни­ях, страсть и моль­ба, здо­ро­вое силь­ное те­ло об­ра­ща­лось к ко­му-то все­мо­гу­ще­му и про­си­ло его по­мочь раз­ре­шить­ся от бре­ме­ни и про­кля­тия ско­пив­ших­ся сил. Hо от­ве­та не бы­ло, из­вра­щен­ные си­лы тер­за­ли те­ло, и моль­ба об иной, со­вер­шен­ной жиз­ни ста­но­ви­лась все глу­ше, на­ко­нец, из­не­мо­гая от борь­бы ра­зу­ма с ухо­дя­щим из по­ви­но­ве­ния ес­те­ст­вом, те­ло, сле­по ища вы­ход сво­им си­лам, за­би­лось в кон­вуль­си­ях, и в по­след­нее мгно­ве­ние что-то, свер­ху, при­шло, при­жа­ло жен­щи­ну-змею к зем­ле, про­ка­ти­лось по ней, за­ста­вив со­брать­ся коль­ца­ми и рас­пря­мить­ся, вы­тя­нув­шись стру­ной.