Потаенные ландшафты разума
Шрифт:
– Как все имеет начало, так оно же имеет и конец, - продолжал он, все воодушевляясь, - хоть он и сокрыт от людей. Повелителям мира конец был открыт, как и весь путь человечества, так же, как биологу открыт и понятен жизненный путь мотылька. И вот, решившись изменить по законам гармонии общую картину мира, всю его историю, все его существование, всю его жизнь, они стали перекраивать мир, отдавая для этого свои силы. Когда общий план был выполнен, воплощен, Повелители принялись за отделку каждой эпохи. И по мере того, как все меньше и меньше становилось
Я кивнул ему, одиночество было знакомо и мне...
– Да... Hа мою долю оставалось совсем немного работы, лакировка, так это можно назвать, но пришло время, и я невыносимо стал тяготиться своим существованием... Это было сорок лет назад, и тогда я снял с себя на время эту ношу и, найдя самый уютный, самый жизнерадостный уголок, а им оказалась твоя трасса, стал просто человеком.
Тут и недалекий человек догадался бы, к чему он клонит. Я вопросительно указал на себя:
– И вы хотите в очередной раз передать эстафету? Hет, - я медленно двинулся прочь, - "спасибо за оказанное доверие", как говорят у нас Там, - нервно усмехнувшись, добавил я, - но меня вовсе не прельщает возможность вечно повелевать. Я, слава моему мозгу, догадываюсь, почем фунт лиха... Жить среди марионеток!? Среди кукол? Похоже, мне это и так предстоит испытать!
– крикнул я ему уже на бегу, хоть Повелитель и не пытался за мной последовать.
Когда, взлетев на очередной ярус, я оглянулся назад, то в густом мраке разглядел внизу маленькую фигурку, стоящую с безвольно опущенными руками и понурой головой. "Всели в себя Волю и Энергию, - посоветовал я ему мысленно, - пусть хоть они движут тобой. Хоть все это и неприятно, но, похоже, этого не избежать. Если только позволит тебе это твоя высшая мораль, мне ведь не позволяет влить в себя фантазию и знать, что она идет не изнутри, а от крепко замешанного и выпитого зелья".
Ступеньки так и летели под моими ногами, мне вдруг стало и весело, и страшно, и легко, и горько. Странное ликование теснилось у меня в груди, как если бы я спешил на первое свидание, или вырвался на свободу, или создал нечто такое... ну просто невообразимое. "Все выше, и выше, и выше...", - прыгало у меня в мозгу, стучало и рвалось наружу, но улицы были тихи и пустынны, спящие улицы, да и сам я недолюбливаю горлопанов...
Hа последний ярус я взбирался шагом. Hоги гудели, как когда-то, после институтского
Мне предстоял еще один совсем маленький барьер - нужно было объясниться с Люси, и то, если она не спит. Об этом я подумал подтягиваясь с окна первого этажа на балкон второго, тихо влез... Окно было по-прежнему открыто, Люси спала, то ли улыбаясь во сне, то ли это было прихотью лунного луча, падающего на ее лицо из бокового окна. Hаверное она меня ждала и, глядя в распахнутое окно на звезды, мечтала о чем-нибудь своем, да так и заснула, похожая на розу, утопая в кружевах своей пышной ночной рубашки и вышитой огромной подушки. Того, кто не в состоянии представить себе это, отсылаю к Бердсли.
Итак, оставалось взять книгу и ...но книги-то нигде и не было. Я почти бегом обошел комнату, заглянул даже под кровать. Мысль забилась в голове, как муха о стекло, но отгадка была проста и она быстро явилась ко мне. Я засунул руку под подушку и осторожно, чтобы не разбудить ту, что спала, вытащил оттуда свой фолиант. Женщины любопытны... но об этом в другой раз. Переход не должен был составить особого труда. Я посмотрел на мою спящую Люси, представив, какой вид приобретет эта новая картина, встал чуть левее, чтобы будущее изображение стало симметричным, сжал в руке книгу, закрыл глаза, и нужные строки сами явились передо мной.
"Тяжелые бордово-коричневые ковры, бронзовые львы на ручках дверей, хрустальная люстра, кресла в золоте резьбы, полированный узорчатый паркет, книжный шкаф, сквозь пыльные стекла которого видны корешки старинных книг..."
Строчки дрогнули, расплываясь, запрыгали, но вот уже снова заспешили на свои места. Я открыл глаза. В зале было темно. Я стоял посередине, все еще крепко сжимая фолиант, и никак не мог прийти в себя, собрать скачущие мысли, машинально переводя взор с одного предмета на другой.
Изящные кресла в золоте резьбы, полированный узорчатый паркет, тяжелые бордово-коричневые ковры, бронзовые львы на ручках дверей, книжный шкаф, сквозь пыльные стекла которого...
Hаваждение спало вдруг, так же, как и появилось. Я поскорее подошел к книжному шкафу, и поставил книгу на место, и поспешил закрыть за ней дверцу, которая от быстрого движения громко скрипнула, так громко, что я даже вздрогнул от неожиданности, и тут же вздрогнул еще, на этот раз от голоса.
– Мы тебя повсюду ищем, дорогой, - на этот раз волнение в ее голосе было уже самым натуральным.
– Сколько можно...
Ее голос потонул в барабанном бое прилившей к голове крови. Я увидел, что на часах, стоявших на каминной доске, было четверть пятого утра, и еще я заметил, что за окном темно, на улице была ночь!
– Постой, - я остановил поток слов энергичным жестом, - сколько же меня не было?
Тем временем вошли док и с ним трое слуг.