Потаенные ландшафты разума
Шрифт:
Hо я спешу, вернее, заставляю себя спешить, мне хочется, воспользовавшись предоставленным мне одиночеством, обозреть этот рафинированный лесной мир, но он не разделяет моего оптимизма и, видимо, уже посмеивается над моей самоуверенностью.
Я остановился. Только что мне казалось, что пруд с плотиной и небольшим водопадом должен открыться моему взору, стоит миновать очередной холм, но вот я уже на вершине, а внизу только ровная зелень деревьев да взявшийся неизвестно откуда дуб стоит передо мной во всем могуществе приземистого узловатого ствола, похожий в своей величавости на несокрушимого
Я обошел его кругом и повернул обратно, торопясь выйти на знакомую мне тропу и усомнившись в душе, что мне удастся осуществить свое желание и "объять необъятное". Деревья, как и прежде, почтительно, с галантностью придворных расступались передо мной и дисциплинированными солдатами смыкались за моей спиной, отгораживая от меня все, что находилось за пределами тридцати-сорока шагов, тропа вилась ужом, но все же вывела меня на одну из боковых аллей.
Брегет показывал, что торопливого времени осталось слишком мало для новой попытки, и я в душе был рад тому, что больше не надо торопиться, а можно просто погулять по знакомым геометрически правильным аллеям, по тенистым аркадам, полюбоваться явившейся вдруг белкой или ящерицей и, покорившись размеренному ритму обступающих деревьев, мерно обдумывать неторопливо появляющиеся в парадных одеждах мысли.
Я присел на низкое ограждение маленького фонтана, меланхоличным взором скользя по дорожке парка до моста, пересекающего миниатюрный канал, и обратно, мысль, без усилия, легко оторвавшись от бренного тела, поднялась к самым облакам...
Я судорожно очнулся от дремы. Всему виной - муха. Она села мне на лицо, я мотнул головой, потерял равновесие и чуть было не свалился в фонтан.
Сначала, еще не вполне соображая, я окинул взглядом все вокруг, а это был по-прежнему полнокровный солнечный день, слепяще-праздничный.
И тут я вспомнил! Вскочив, я нервно зашагал по скрипящей песчаной дорожке. С места в карьер пущенная мысль, не останавливаясь на странных прихотях памяти, влетела в хлесткие заросли догадок и гипотез, но через мгновение, ведомая опытной рукой, выскочила на вольный простор. Сначала бег ее был тяжел, но через некоторое время ей удалось достичь привычного темпа.
Hо хватит аллегорий, а то можно увязнуть в их сладком сиропе. Долгие годы я учился отключаться на трассе от себя обыденного, искусству напрочь забывать ТУ, другую жизнь. Это было необходимо, это были азы, которые должен был постигнуть каждый трассер. Новичка легко выбивает с трассы первое же сильное воспоминание, поэтому у хорошего трассера от реального мира остаются только смутные тени, неясные образы, кажущиеся далеким чужим прошлым. И теперь годами отработанное умение мешало мне сосредоточится, то и дело зажигая ненужную, устаревшую надпись: "опасность". Hе знаю почему, но я вдруг вспомнил о погибшей группе Черного Рыцаря, вспомнил, как Дирижер, тогдашний магистр, говорил после известия об очередном трупе:
– ...они думали о чем угодно: о развлечениях, славе, превосходстве над другими, счастье. Они не думали, что это может быть и Смерть, они не думали, что это может быть и увечье, и что остаток жизни придется провести в микроскопическом ограниченном мире стен, закрытых дверей, окон, радио, таблеток, полубреда и боли.
Эти слова прозвучали во мне
Итак, теперь есть выбор, и хоть я порожден другим миром, и хоть я создал этот по его подобию, и посему он тоже может попытаться подчинить меня себе и для этого у него есть много: слова и их смысловое поле, предметы обихода, общество людей, какими бы незамысловатыми они ни были, - но теперь, если я решу вопрос в свою пользу, я могу потягаться с ним, переменить его, от самых корней до вершин, я ведь знаю, что придает смысл человеческому существованию, и потому могу перевернуть все с ног на голову и заставить реку жизни потечь вспять, пусть в противоестественном ТАМ, но возможном ЗДЕСЬ направлении. Отныне все зависит только от меня.
Я остановился, наткнувшись на преграду на моем пути и, невольно оставив на время свои мысли, посмотрел вперед.
Я стоял у фонтана, упершись в теплый ноздреватый камень, а прямо передо мной могучий Посейдон правил одной рукой своей колесницей из полуконей-полурыб, другой сжимая огромный трезубец. Мириады струй окружали Владыку Вод со всех сторон, солнце наполняло их светом, претендуя на первенство, и оттого эта взлетающая вода казалась искрами, потоком сгущенного света, цветком из тысячи нитей, пузырящихся, встретившись с поверхностью пруда.
Посейдон повелевал, и я повелевал. Он мчался в неведомые дали и одновременно стоял на месте. Как и я. По его лицу можно было прочесть, что он мудр, мускулистый торс говорил о его огромной силе, а трезубец - о власти, но в голове его не было ни одной мысли, каменные мышцы не могли бы сдвинуть его хотя бы на дюйм, а трезубец - пустая игрушка.
Итак, я в петле. Я миновал свой Рубикон, за которым кончается игра и начинается иная жизнь, по своим законам с новыми целями и смыслом. "Мир, создаваемый творцом, петлей смыкается вокруг него, и тогда узнает творец, ЧТО он создал", - так сказано у Экс-Со-Ката.
"Чтобы оценить музыку, надо ее послушать, чтобы оценить мир - нужно в нем пожить", - сказано у него же, но только сейчас до меня дошел истинный смысл этого банального, на первый взгляд, высказывания. Одно дело, когда ты приходишь на трассу, как в луна-парк, другое - когда ты остаешься в ней жить...
Где-то в отдалении ударили часы и напомнили мне о близкой трапезе. Было полдвенадцатого.
Я заторопился к дворцу. Стремительно миновал мост Поцелуев, прошел вдоль северного крыла дворца, взлетел по боковой лестнице на второй этаж, и анфилада комнат слилась для меня в ритмичное мелькание дверных проемов. Задумавшись, я пребольно задел локтем о бронзовую рукоять и, потирая ушибленное место, вдруг услышал звуки, на которые еще секунду назад не обращал внимания.