Потаенные ландшафты разума
Шрифт:
Она замерла на полуслове, прислушавшись к чему-то, чего я не слышал, сделав мне жест, призывающий меня к молчанию. Я повиновался ее жесту. И только мысленно, продолжая наш разговор, отвечал ей.
"Нет, ты, конечно, права во всем. Ты знаешь меня, может быть, лучше, чем я знаю себя сам. Лишь в одно ты не в состоянии поверить, одно лишь тебе никогда не понять - что ты В САМОМ ДЕЛЕ - Я. А что останавливает меня? Этого я не знаю сам. Эта миссия всегда была прерогативой Страха, но сколько я его не вопрошаю, он лишь загадочно улыбается и продолжает упорно преграждать моей душе путь к душе твоей. От чего оберегает он меня? От нового, губительного разочарования или от водоворота пьянящей близости, слияния в микрокосм, от утраты всепобеждающего любопытства -
Агата перестала вслушиваться и, обратив на меня свои глубокие глаза, заворожила, и я отдался этим двум маленьким водоворотам, и кружился, втягиваемый в их бездну, пока она сама не разрушила это притягательное волшебное очарование.
– В тебе происходит душевный разлад, это сказал доктор. Чтобы победить его, есть только один путь - ты должен разобраться в себе. Для этого он пригласил артистов, которые сыграют спектакль только для тебя. Но это будет не спектакль, а они будут не актеры, я не могу всего объяснить, психология не та область, в которой я смыслю, могу еще сказать, что он упоминал имя Зигмунда Фрейда.
Она волновалась, и сияла вся изнутри, и боялась, и верила в могущество дока, в силы моей души, и еще один только бог знает во что. Конечно, она не проговорилась, это было частью их плана.
Я машинально обвел взглядом все вокруг себя, руки сжались и разжались, от появившегося безумного желания найти оружие и биться за свою жизнь яростно и неутомимо... И тут же, словно вспышка в мозгу, что уже само это ощущение - гибельно, что надо не драться, не обороняться, а напротив, уйти из-под удара, затаиться, исчезнуть. Время, время, время... Вдруг вспомнилась пословица: "Сколько ни говори сахар, а слаще не станет".
Да, следовало, еще тогда, увидев странную процессию оживших воплощений человеческих качеств, не строить никчемные догадки, а сразу же понять, что вывел ситуацию из ортодоксально-линейной, и теперь возможны сколь угодно сильные возмущения, ведь док и Агата были в моей трассе не просто пешками... Нет, еще раньше, тогда, убегая от буйства карнавала, тогда, встретив Повелителя Мира, надо было все понять, раз это петля, то в мои построения начинают входить все, кого я когда-либо создал, что трасса перерождается, что надо стремиться в спокойную гавань, иначе обстоятельства начнут распоряжаться тобой, цепная реакция событий, не оставляющая времени на раздумья, на поиск выхода, калейдоскоп неожиданностей, изнуряющий мозг...
– Ты должна его остановить, вы сами не понимаете, ЧТО вы затеяли...
– Но... ВСЕ УЖЕ ГОТОВО.
И тут меня прорвало, я разом, без плана, без какой-либо последовательности стал рассказывать ей об избыточности мозга, о его гигантском потенциале, многократно превышающем потребности простой размеренной жизни, о творческом порыве, тщетно обнимающем мыслью всю вселенную, но заключенному в рамки бездействия, о поисках просветления и небесного царства, об истории осознания людьми того, что существует не только материальный мир, но и некий другой, чья основа связана только с разумом, а значит только с людьми, о том, как эту мысль открывали и забывали, снова открывали и снова забывали, как она трансформировалась, давая цветы и плоды, сладкие и горькие, с шипами, подчас ядовитые, но всегда дурманище-притягательные.
Я рассказал ей о главной святыне трассера - его мозге, о том, как он холит и лелеет его, об умении отдыхать, о глубоком сне и чистой воде, о свежем воздухе, о правильном дыхании и питании, о важности кристальной ясности духа и физических упражнений.
– Мысль трассера уходит от мирских треволнений, - торопливо повествовал я, - люди, порабощенные будничной суетой, представляются наивными простаками, но он не осуждает и не призывает их к действию, он погружен в себя. Это самое важное, ибо без душевного равновесия не родится внутренней силы, без самоуглубления все упражнения заденут лишь поверхностные слои сознания. "Какую форму не придай сосуду с дерьмом, это будет
– Корнями трассерство уходит в глубокую древность. Отдельные его приемы использовали мыслители востока и шаманы севера, индейцы Америки и колдуны средневековья. Каждый, кто развил свой мозг длительными упражнениями, замечал, что временами погружается в глубокую задумчивость, такую, что перестает видеть и слышать, движется машинально и отвечает невпопад, и когда, столкнувшись с кем-нибудь или чем-нибудь, он, наконец, приходит в себя, то несколько мгновений удивленно озирается, припоминая, кто он, где он и что с ним. Психологи развили учение о подсознании, о глубинах, которые таит наш мозг, мысли которого, кажущиеся нам его основным продуктом, являются лишь колебаниями волн над пучиной. Многие открывали в себе небывалые возможности и погружались в иные миры, создаваемые собственной фантазией, и они оставили нам множество свидетельств об этом, но путь, который прошли они, был прихотлив и индивидуален, не многие осознали его, кое-кто не избежал ошибок и превратностей этого пути, многие закончили свой век на больничной койке в сумасшедшем доме. У того, что сейчас именуется "петлей", не было тогда названия, ситуация, когда дверь захлопывается, неожиданно, без предупреждения, даже без намека, где она находится и что есть для нее ключ. Экс-Со-Кат самостоятельно повторил этот путь и, попав в ловушку, дал обет. "Если я выберусь отсюда, - поклялся он, - то напишу обо всем, что я прошел, чтобы те, кто пойдет в том же направлении, сократили свой путь и знали, к чему он ведет". Но выйдя из петли, он пошел дальше. Экс-Со-Кат осознал т-дао как философию, как взаимосвязь образа жизни, целей и ценностей, метода и возможностей, перспективы и общественной значимости. И все это он оставил нам.
После такого предисловия, сказанного с решимостью отчаяния, я остановился в затруднении. Что сказать дальше, о чем рассказывать? Предмет был так велик и многосложен, противоречив... и соразмерен, что представился мне вдруг некой громадной космической крепостью, висящей в черной бездне пустоты, неприступной со всех сторон. Рассказать ли, как моя жизнь привела меня к трассер-дао, или о легендарном человеке, где-то живущем среди нас, об Экс-Со-Кате, или же о романе "Закон иллюзий" - это было бы, пожалуй, самым простым, но стоит ли отвлекаться на ничего не значащую фабулу, на вымышленных героев, когда есть примеры, которые я видел сам, людей, которые стали частью и моей жизни.
За размышлениями я взглянул на Агату. Она шла, потупив взор, обходя черточки пробивавшихся сквозь песок травинок, молча ожидая продолжения моих слов, как удара. И в тот же миг я понял, понял и почувствовал всю подавленность и смятение маленького человека перед лицом чего-то большего, неотвратимого, уже вошедшего в его жизнь, но еще не сконцентрировавшегося в реальный образ, с которым можно было бы бороться, и это ожидание, ожидание того, как рассеется туман, закрывающий чудовище, парализовывало.
Я почувствовал, что надо говорить, говорить скорее, иначе страх может смертельно сжать мятущуюся душу. Но молчал.
– Неужели воображаемый мир существует на самом деле?
– были первые ее слова после долгого молчания.
– Нет. Но он может существовать для человека, который несет его в себе, так же сильно и повелительно, как и реальный. Для этого надо только знать вход.
– И выход? Ведь в нем, наверное, можно потеряться?