Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник)
Шрифт:
Мы снова присоединились к Майкрофту, который как раз отделился от группы почетных гостей, и славно поговорили с ним под бокал шампанского. Наконец Холмс бросил взгляд на часы и произнес:
– Ну что ж, Майкрофт, нам с Уотсоном пора. Спасибо за все, что ты для нас сделал. Вечер прошел просто чудесно.
– Приятно это слышать, Шерлок. Рад был помочь. Дай потом знать, чем закончилось твое расследование.
Вскоре мы уже сидели в кэбе и ехали прочь из района Мейфэр. Прежде чем отправиться к капитану, Холмс велел кучеру завести нас на Бейкер-стрит. Когда я спросил,
– Я хочу, чтобы вы прихватили с собой свой револьвер, Уотсон.
Слова Холмса меня потрясли, но я решил воздержаться от дальнейшей беседы – нас мог услышать кучер. После того как я взял оружие, Холмс велел ехать на Элизабет-стрит, по адресу, указанному в записке посла.
Кэб остановился у большого белого здания. Мы поднялись по ступенькам к портику и позвонили. Открыл нам сам Родригес. Узнав давешних собеседников, испанец сощурился и попытался захлопнуть дверь прямо у нас перед носом, но Холмс быстро среагировал и сунул в щель ногу.
– Чего вы так испугались, капитан? – с вызовом спросил он.
– Я ничего и никого не боюсь, – сверкнул глазами испанец. – И уж тем более мне нечего опасаться вас, мистер Холмс.
– Тогда, полагаю, вы не станете возражать против нашего визита и ответите на пару вопросов?
– Кто вам дал этот адрес?
– Дон Педро, – ответил мой друг. – Он считает, что нам следует поговорить.
– Ладно, если надо – заходите, – с неохотой открыл дверь Родригес.
Мы проследовали в большой кабинет. В огромном камине тлели угли. Стены были украшены головами кабанов и оленей, а также саблями, рапирами и мушкетами. У очага на полу распростерлась медвежья шкура, а все пространство возле окна занимал титанических размеров стол. Некоторые из его ящиков были выдвинуты, а содержимое свалено в кучу на поверхности. Там же, на столе, стоял большой кожаный портфель, битком набитый бумагами. То тут, то здесь виднелись наполненные вещами коробки.
– Собираетесь в дорогу? – с невинным видом спросил Холмс.
– Да, хоть это и не ваше дело, – буркнул Родригес. – Я возвращаюсь в Испанию. Мне уже тошно от ваших лондонских туманов и вечно пасмурного неба.
– Полагаю, у вашего отъезда имеются куда более серьезные причины, – заметил мой друг.
– На что вы намекаете, мистер Холмс? Хотите что-то сказать, так говорите прямо.
– Мне действительно есть что сказать. Выложим карты на стол. Я считаю, сэр, что вы убийца и на вашей совести смерть трех женщин, чьи тела обнаружили в районе Мейфэр.
Родригес с беззаботным видом уселся в кресло, положил ноги на стол и, взяв нож для писем, принялся чистить им ногти.
– А доказательства, подкрепляющие столь нелепое обвинение, у вас есть? – поинтересовался он.
– То есть вы не отрицаете, что вы убийца? Я это отметил, – прищурился Холмс.
– Ладно, если это вам так важно – отрицаю, – пожал плечами испанец.
– Вы, быть может, не в курсе, – промолвил Холмс, – что, убив свою последнюю жертву, Харриет Перкинс, вы оставили сиротой ее маленькую дочку Эмили.
– Я никого не убивал, мистер Холмс, – невозмутимо отозвался Родригес и усмехнулся: – Кстати, я так и не услышал, как у вас с доказательствами этих вздорных обвинений.
– Зачем вы отпираетесь? – бросился в атаку Холмс. – В руках Скотленд-Ярда орден за военные заслуги, на котором выгравировано ваше имя.
Усмешка исчезла с лица испанца.
– Что вы несете? – сверкнул он глазами.
– Да хватит вам ломать комедию! Ваш орден нашли в комнате одной из жертв.
Испанец вскочил и впился в Холмса взглядом:
– А вы сами его видели?
– Ну конечно, – не моргнув глазом, кивнул Холмс. – Орден сорвала с вас Лиззи Бэнкс, а потом его нашел мужчина, заставший вас на месте преступления.
– Мужчина? – озадаченно переспросил Родригес. Тут до испанца дошло, что он попал в ловушку, расставленную моим другом. – Очень умно, мистер Холмс, – расплылся в улыбке он. – Только что вам все это дает? Я под защитой дипломатического иммунитета и потому неподсуден. Мне не придется отвечать за свои шалости.
– Значит, вы признаетесь в совершении всех этих преступлений?
– А почему бы и нет? – пожал плечами капитан. – Впрочем, разве это преступления? Я скорее считаю их энкуэнтрас де апасионадо – свиданиями страсти.
Жестокость и высокомерие испанца потрясли нас с Холмсом до глубины души.
– Но зачем, во имя всего святого, вам понадобилось убивать женщин? – спросил Холмс.
Родригес неторопливо подошел к камину и повернулся к нам:
– С чего мне ждать, что такой холодный, бесстрастный англичанин, как вы, сможет понять огонь страсти, полыхающий в сердце madrileno [20] ? Как вы можете со своей отсталой этикой и высохшей нравственностью познать те вершины экстаза, которых достигает мужчина, доминируя над женщиной?
20
Мадридец (исп.).
– И высшая степень подобного доминирования, на ваш взгляд, убийство? – уточнил Холмс.
– Ну конечно! Как же вы не понимаете?! Никто не может доставить женщине такое наслаждение, как я. Ни один из мужчин не сравнится в этом со мной. Коль скоро женщина достигла с вашим покорным слугой этого высочайшего пика экстаза, зачем ей жить после этого дальше? – Пожав плечами, испанец добавил: – Впрочем, какая разница? Все равно жизнь этих девок не стоила и ломаного гроша.
На несколько мгновений мы с Холмсом лишились дара речи.
– Любая человеческая жизнь бесценна, – наконец выдавил я. – За исключением, пожалуй, вашей. Особенно после всех злодейств, что вы совершили.
Мои слова нисколько не тронули Родригеса. Все так же равнодушно он поинтересовался у моего друга:
– Я так полагаю, мистер Холмс, у вас самого дамы нет?
– Ошибаетесь: есть, – ответил Холмс. – И я храню ей верность всю свою жизнь. К сожалению, она слепа.
– Учитывая вашу внешность, оно может и к лучшему, – ухмыльнулся Родригес.