Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец

Мильтон Джон

ИТАЛЬЯНСКИЕ СТИХИ [597]

Перевод с итальянского.

"Кто холоден к тебе, чьей красотой…"

Кто холоден к тебе, чьей красотой В долине Рено горды без предела, Чье имя край окрестный облетело, [598] Тот — человек ничтожный и пустой. Всех женщин ты затмила чистотой, И прелестями (о которых смело Скажу: они — Амура лук и стрелы), И разумением, и добротой. Чарует слух твой разговор, а пенье Способно даже камни взволновать, И слышать дивный голос твой опасно Нам, не достойным звук его впивать: Ведь там, где вспыхнет искра восхищенья, Не может не заняться пламень страстный.

597

ИТАЛЬЯНСКИЕ СТИХИ — Наиболее вероятной датировкой пяти сонетов и одной канцоны считают 1630 год. Помещая канцону в ряду сонетов, Мильтон следовал примеру Петрарки.

598

…Чье имя край окрестный облетело… — Река Рено протекает в области Италии под названием Эмилия, следовательно, имя воспеваемой красавицы — Эмилия.

"Как холит ею встреченный в горах…"

Как холит ею встреченный в горах Цветок долин пастушка молодая, Его перед закатом поливая, Чтоб он на скудном грунте не зачах, Так и чужой язык в моих устах Рачением твоим, Любовь благая, Расцвел еще пышней, чем речь родная, И стал я милой петь хвалу в стихах, Которые оценят здесь, на Арно, [599] Но не поймет на Темзе мой народ. Пускай же, словно в почве благодарной, В моей груди привьется и взрастет То семя, что заронено чудесно, Туда тобой, садовницей небесной.

599

Арно — река в Италии, здесь символ всей поэтической Италии, родины Данте, Петрарки.

Канцона

Терплю насмешки

здесь я вновь и вновь От юношей влюбленных и от дам За то, что воспевать в стихах решаюсь На чужестранном языке любовь. «Скинь, — мне они бросают, потешаясь, — С плеч непосильный груз и по волнам Плыви к иным, знакомым берегам, Где ждут тебя шумливые дубравы, В тени которых слава Венок бессмертья для твоих кудрей Уже сплетает из листвы зеленой». Но я словами госпожи моей Отвечу им в конце своей канцоны: «Пиши на нашем языке родном, Затем что говорит Любовь на нем».

"Не знаю, Диодати, как я мог…"

Не знаю, Диодати [600] , как я мог Так измениться за одно мгновенье, Чтобы к Любви, внушавшей мне презренье, Неосторожно угодить в силок. Пусть ни златых кудрей, ни алых щек У милой нет, зато ее движенья — Достоинства и неги воплощенье, А взор меня, как молния, обжег. Язык любой страны иноплеменной В ее устах способен слух пленять; Когда же запоет она, сирена, Не тщусь я даже уши залеплять [601] — Ведь в пении ее так много пыла, Что воск оно немедля б растопило.

600

О Карло Диодати см. прим. 520.

601

…Когда же запоет она, сирена, // Не тщусь я даже уши залеплять… — реминисценция из «Одиссеи» (XII). Когда корабль Одиссея проплывал мимо острова, где жили сирены, Одиссей заткнул матросам уши воском, чтобы они не прельстились пением сирен и не стали их добычей.

"Глаза у вас — два солнца, от огня…"

Глаза у вас — два солнца, от огня Которых меркнет взор мой ослепленный: Ведь в Ливии, жарою истомленной, — И то не так палит светило дня. Во мне клокочет, грудь мою тесня, Какой-то пар, сухой и раскаленный — Хоть вздохом бы назвал его влюбленный, Слов, чтоб его назвать, нет у меня. Днем, госпожа, он заперт, как в темнице, А если ночью вырвется порой, То сразу остывает и ресницы Мне жжет соленой ледяной росой, И вас, моя заря, от мук рыдая, Без сна я до рассвета ожидаю.

"Я, госпожа, так юн, так прост подчас…"

Я, госпожа, так юн, так прост подчас, Что лучше уж признаюсь откровенно: Да, сердце вам я посвятил смиренно. Оно, конечно, недостойно вас, Но, — в чем и убеждался я не раз, — Не грубо, не коварно, не надменно, К добру не глухо, в чувствах неизменно, В житейских бурях твердо, как алмаз, Не чуждо музам и высоким даром Слагать певучий стих наделено, И равнодушно к зависти стоокой, И низкой лестью не уязвлено, И только там чувствительно к ударам, Где в нем сидит стрела Любви жестокой.

L'ALLEGRO. IL PENSEROSO [602]

Перевод с английского.

L'Allegro [603]

Прочь, Меланхолия! Исчезни, Дочь Цербера и тьмы! Вернись скорей На Стикс, в страну теней И призраков, стенящих в адской бездне, Или ищи приют Там, где крылом ревнивым ночь ширяет И черный ворон грает — В той Киммерии, [604] где нагие скалы Над степью одичалой, Как космы у тебя на лбу, встают. Дай место здесь иной богине — Ясноокой Евфросине. [605] К нам, о Радость, как зовем Мы на языке земном, Тебя, дочь Вакха и Венеры, Хоть не дать не можем веры И таким певцам, что нас Уверяют, будто раз Встретился весной с Авророй Озорной Зефир, который С ней возлег в траве густой Меж роз, обрызганных росой, И плод его свиданья с нею — Ты, кто из Граций всех милее! Принеси нам шутки с неба, И улыбки, как у Гебы, [606] Те улыбки, что таит Юность в ямочках ланит, Смех, целящий от кручины И стирающий морщины, Игры, плутни, пыл, задор, Непринужденный разговор. К нам стопою торопливой, Словно в пляске прихотливой, Порхни и приведи с высот Свободу, что в горах живет. Радость, чтя тебя, пребуду Я с тобой всегда и всюду, Деля с толпою слуг твоих Невинные забавы их — Под утро жаворонку внемля, Когда, как сторож с башни, землю Он песней будит из-за туч, Пока не вспыхнет первый луч; Назло всем горестям, бросая Приветливое «Здравствуй!» маю, Глядящему ко мне в окно, Что лозой оплетено; Слушая, как криком кочет Мглу прогнать скорее хочет И вывести своих подруг Спешит из птичника на луг, Как лают псы в тиши рассветной, И вслед им голос рога медный Катится от холма к холму, И эхом вторит лес ему; Иль гуляя одиноко Меж вязов в час, когда с востока По облакам грядет заря В зареве из янтаря, И за плугом пахарь свищет, И пастух скликает, ищет, Гонит на пастьбу овец, И вострит косу косец, И оглашает склоны дола Коровницы напев веселый. Все новые красоты взгляд Повсеместно веселят: Синих гор нагие кручи, Где вкушают отдых тучи; Серых пустошей чреда, Где, пасясь, бредут стада; Луговин ковры цветные; Реки и ручьи лесные, И над зеленью дубров Кромка башенных зубцов, Где, может быть, приют находит Та, кто с ума округу сводит. А вон над хижиною дым. Там Коридон и Тирсис с ним Сидят за скромною едою, Что им Филлидой молодою На стол поставлена была. Она ж сама давно ушла И с Фестилидой [607] вяжет в поле Тяжелые снопы, а коли Хлеб для уборки не созрел, Хватает им и с сеном дел. Но, видно, нынче воскресенье, Коль приглашает нас в селенье Колокольный перезвон, Что звучит со всех сторон. Там пляшут под ребек [608] селяне В тенистой роще на поляне, Там веселится стар и млад, А когда сверкнет закат, Всем добрый эль язык развяжет, И каждый что-нибудь расскажет. О Мэб [609] заводит речь одна: Мол, эта фея озорна И сласти по ночам ворует. Другой о домовых толкует — О Джеке с фонарем, о том, Как Гоблин [610] к ним забрался в дом, Взял кринку сливок и за это Так много им зерна до света Успел намолотить один, Что впору дюжине мужчин. Затем косматый гость наелся, У очага чуть-чуть погрелся, Шмыгнул за дверь и был таков Еще до первых петухов. Но вот пришел конец рассказам, И все ко сну отходят разом. Нас же в города влечет, Где, шумя, снует народ; Где лавры рыцарь и вельможа Стяжают и в дни мира тоже Умом или клинком своим, А дамы присуждают им За смелость щедрые награды — Обворожающие взгляды; Где факелом бог Гименей В шафранной мантии своей На свадьбах озаряет пляски, Застолье, представленья, маски — Картины, что себе поэт В мечтах рисует с юных лет. Теперь в театр! Там Джонсон бурный Надел ученые котурны [611] И сын фантазии Шекспир Дивит сладчайшей песней мир. Там без забот, не знаясь с грустью, Лидийской музыкой упьюсь я; [612] И со стихом бессмертным слив Змеею вьющийся мотив, То робкий, то безмерно страстный, Проникнет пенье в душу властно, И, вновь умиротворена, До дна исполнится она Гармониею прирожденной, От всех оков освобожденной; И дивным звукам вняв сквозь сон, Орфей в Элизии, где он Спит на цветах, вспоенных Летой, Сочтет, что можно песней этой Опять Плутона укротить И Эвридику возвратить. [613] Радость, дай мне это счастье, И в твоей навек я власти.

602

L'ALLEGRO. IL PENSEROSO — Стихотворный диптих был написан в 30-х годах XVII века (между 1631–1633 гг.). В разработке популярной темы меланхолии Мильтон опирается на два произведения своих предшественников: стихи, предпосланные трехтомному трактату Роберта Бертона «Анатомия меланхолии» (первое издание — 1621 г.), и песню из пьесы Джона Флетчера «Прекрасная добродетель» (1616).

603

Веселый (итал.).

604

Киммерия — легендарная страна на краю земли, постоянно окутанная туманами и вечным мраком («Одиссея», X).

605

Евфросина (греч. радость, веселье) — одна из трех харит (лат. граций), дочерей Зевса и Геры. Происхождение ее от Вакха и Венеры либо от Зефира и Авроры считается выдумкой Мильтона.

606

Геба — богиня юности.

607

Коридон, Тирсис, Филлида, Фестилида — традиционные имена буколических персонажей.

608

Ребек — старинный смычковый музыкальный инструмент.

609

Мэб — фея-проказница, популярный персонаж английского фольклора, у Шекспира ей посвящен шуточный монолог Меркуцио («Ромео и Джульетта», д. I, сц. 4).

610

Джек с фонарем, который по ночам сбивает путников с дороги, и Гоблин — скорее всего, один и тот же персонаж английского фольклора — Робин Добрый Малый (шекспировский Пэк из «Сна в летнюю ночь»).

611

Там Джонсон бурный // Надел ученые котурны… — В то время, когда писалось стихотворение «L'Allegro», еще жив был Бен Джонсон (1573–1637), поэт-лауреат, почетный доктор Оксфордского университета, драматург и теоретик драмы, предтеча английского классицизма. В эпоху позднего Возрождения это была, пожалуй, наиболее энергичная и яркая фигура в культурной жизни Англии.

612

…Лидийской

музыкой упьюсь я… — См. прим. к «Потерянному Раю», Кн. I, с. 42.

613

…Опять Плутона укротить // И Эвридику возвратить. — Имеется в виду широко известный миф об Орфее, спускавшемся в царство теней за погибшей женой. Пение Орфея растрогало владыку подземного царства Плутона, и он отпустил Эвридику при условии, что Орфей взглянет на жену не раньше, чем они выйдут за пределы подземного царства. Орфей нарушил условие и потерял Эвридику навсегда.

Il Penseroso [614]

Прочь, Радости, химеры, Которые бездумьем рождены! Как мало вы нужны Душе, взалкавшей знания и веры! Царите в тех умах, Что предаются с пылом беззаботным Фантазиям, бессчетным, Как сны, ночной эскорт Морфея, или Частицы мелкой пыли, Танцующие в солнечных лучах. Богиня мне мила другая — Ты, Меланхолия благая, Чей лик нарочно зачернен, Затем что слишком светел он Для слабого людского взора; Но это чернота, которой Лишь умножалась прелесть той, Кому Мемнон [615] был брат родной, Иль царственной Кассиопеи, [616] Дерзнувшей дочерей Нерея Прогневать похвальбой своей. К тому ж твой род стократ знатней: Родитель Весты светлокудрой, Тебя Сатурн с ней прижил мудрый [617] — Когда над миром он царил, Такой союз за грех не слыл. Не ведая, что свергнет с трона Его Юпитер беззаконно, Бог проводил нередко дни На Иде [618] с ней в лесной тени. Отшельница, ты вся — терпенье, Раздумье, самоотреченье! Надень наряд, чей черен цвет, И пускай тебе вослед Струится он волною темной, Окутай столой [619] плечи скромно И низойди ко мне, но так, Чтоб был величествен твой шаг И, зеркало души крылатой, Был холодней, чем мрамор статуй, Твой лик нездешний до тех пор, Пока вперенный в небо взор Сама и нежно и сурово К земле не обратишь ты снова. Веди сюда Покой, и Мир, И Пост, которого на пир, Равно как муз, в свои чертоги От века приглашают боги. Пускай с тобой придут Досуг, Садов трудолюбивый друг, И златокрылый тот возница Огнеколесой колесницы, Тот херувим, [620] кого наш род Высоким Помыслом зовет. И пусть вокруг все стихнет разом И ждет, чтоб Цинтиею [621] к вязам, Глядящимся в окно мое, Привязан был дракон ее И звонкой трелью Филомела Чело разгладить мгле сумела. О птица, как чарует нас Твой сладкий, твой печальный глас! Твоим напевом упиваясь, Я часто по лесам скитаюсь; Когда ж ты петь кончаешь нам, Брожу по скошенным лугам Одиноко и безмолвно И гляжу, как месяц полный Плывет в бескрайных небесах, То исчезая в облаках, То вновь из толщи их волнистой Являя лик свой серебристый. С холма я слышу звон — сигнал, Что час тушить огни настал, И стучит прибой о взморье, Этим звукам мрачно вторя. В ненастье же и в холода Скрываюсь я в глуши всегда, Где гасят свет, едва стемнеет, И видно лишь, как уголь тлеет В очагах у бедняков, И слышны лишь песнь сверчков [622] Да окрик сторожа ночного, Смолкающего тут же снова. Порой сижу у ночника В старинной башне я, пока Горит Медведица Большая, И дух Платона возвращаю В наш мир с заоблачных высот, Где он с бессмертными живет, Иль тщусь, идя за Трисмегистом [623] Путем познания тернистым, Заставить слушаться меня Тех демонов воды, огня, [624] Земли и воздуха, чья сила Стихии движет и светила. Порой Трагедия в слезах Мне повествует о делах Детей Пелопса, [625] и о Фивах, [626] И о троянках несчастливых, И о событьях поновей, Хоть редко здесь дивлюсь я ей. Ты, Меланхолия, всесильна! Прервать ты можешь сон могильный Мусея [627] в роще иль велеть Душе Орфея так запеть, [628] Чтоб отпустил Плутон железный Его с женой из адской бездны. Своди ж меня в полночный час С тем, кто оставил нам рассказ, Не дописав его, однако, [629] Про Камбускана и Канаку, Про Альгарсифа, Камбало, Чудесное кольцо, стекло И скакуна из меди звонкой, Иль с тем, кто выспренно и тонко Воспел турниры, шум дубрав, [630] Волшбу и фей, словам придав Смысл больший, нежели обычный, Для слуха нашего привычный. Вот так всю ночь при свете фонаря Я жду, пока придет заря, Но не в порфире, как бывало Во дни охотника Кефала, [631] А спрятав лик под клобуком Из черных туч, коль вихрь кругом Неистовствует, злобно воя, Иль под вуалью дождевою, Если ветер замолчал И ливень в окна застучал. А если солнце светит ныне, Ты уведешь меня, богиня, В леса, где тишину топор Не смел нарушить до сих пор, Где в полусумраке сильваны По чаще бродят невозбранно, Где сосны и дубы приют Дриадам, как и встарь, дают. Там, на траве, росой омытой, От зноя и от взоров скрытый, У говорливого ручья Раскинусь утомленно я, Внимая плеску волн и гуду Хлопотливых пчел, покуда Не забудусь в легком сне И не слетит с небес ко мне Чреда таинственных видений, Бесплотных и немых, как тени, И ласковые крылья их Не коснутся век моих. Когда ж я вновь глаза открою, Пусть музыкою неземною Всю местность огласит вокруг Дух леса, смертных добрый друг. Затем направлюсь непременно Я в древний монастырь, где стены О своды прочно оперлись Под кровлей, устремленной ввысь, И через витражи цветные Едва сквозят лучи дневные. И пусть там громовой орган, Сливаясь с хором прихожан В благоговейном песнопенье, Меня исполнит восхищенья И небеса очам моим Отверзнет рокотом своим. И пусть, когда промчатся годы, Я возвращусь под эти своды, Во власяницу облачусь, В замшенной келье поселюсь, Вникая в свойства нам известных Целебных трав и тел небесных, И в старости сложу, даст бог, Хоть несколько высоких строк… Коль ждет меня судьба такая, Твой, Меланхолия, слуга я.

614

Задумчивый (итал.).

615

Мемнон — мифический царь эфиопов.

616

Кассиопея — жена эфиопского царя Кефея, вступила в спор с нереидами о красоте и хвалилась, что она красивее всех на свете (греч. миф.).

617

…Родитель Веста светлокудрой, // Тебя Сатурн с ней прижил мудрый… — Веста — богиня домашнего очага и огня в Древнем Риме. Жрицы храма Весты были обязаны блюсти целомудрие. В отличие от Радости, дочери любви и вина (Венеры и Вакха), Меланхолия — наследница целомудрия Весты и высшей культуры, интеллекта, воплощенных в Сатурне. Ренессансное представление о меланхолическом темпераменте, находящемся под влиянием планеты Сатурн, наделяло носителей оного высокой духовностью, жаждой знания, склонностью к одиночеству, раздумьям и созерцанию высших, божественных предметов. Европейские гуманисты возвеличили меланхолический темперамент над прочими, придав ему черты гениальности. За меланхолией по-прежнему оставались ее средневековые качества: болезненность, склонность к психическому расстройству, ранняя старость и смерть, однако у Мильтона здесь отражено лишь ее светлое начало.

618

…На Иде… — См. «Потерянный Рай», прим. к Кн. I, с. 41.

619

Стола — см. «Элегию I», прим. к с. 380–382.

620

…И златокрылый тот возница… // Тот херувим… — См. «Потерянный Рай», прим. к Кн. IV, с. 135 и с. 137.

621

Цинтия — одно из имен богини Дианы, здесь — луна. У Мильтона она выезжает на колеснице, запряженной драконами, в которой у ренессансных поэтов обычно летит по небу ночь (Шекспир. Сон в летнюю ночь, д. III, сц. 2)

622

…И слышны лишь песнь сверчков… — В оригинале — «сверчок на печи», фраза, ставшая знаменитой в заглавии рассказа Диккенса.

623

…идя за Трисмегистом… — Гермес Трисмегист — вымышленный автор теософского учения III–IV вв. В эллинистическую эпоху отождествлялся с египетским богом мудрости Тотом; считался покровителем магии.

624

…Тех демонов вода, огня… — См. «Потерянный Рай», прим. к Кн. II, с. 59.

625

Пелопс (Пелоп) — см. «Элегию I», прим. к с. 380–382. С городом Фивы связаны сюжеты трагедий о царе Эдипе и его потомках, о походе Семерых против Фив.

626

…о делах // Детей Пелопса и о Фивах… — Имеются в виду сюжеты аттической трагедии V–IV вв. до н. э. в сочинениях Эсхила, Софокла, Еврипида.

627

Мусей — мифический певец, ученик (или сын) Орфея. Их обоих встречает Эней в роще Элисия («Энеида», VI, 645–667).

628

…иль велеть // Душе Орфея так запеть… — См. параллельное место в «L'Allegro», прим. к с. 395–398.

629

…С тем, кто оставил нам рассказ, // Не дописав его, однако… — рассказ сквайра из «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера (1340? —1400).

630

…кто выспренне и тонко // Воспел турниры, шум дубрав… — английский поэт Эдмунд Спенсер (ок. 1552–1599 гг.), автор аллегорической поэмы «Королева фей».

631

Кефал — прекрасный охотник, возлюбленный богини зари Эос (греч. миф.).

Сонет к соловью

О соловей, чей зов так звонок в дни Зеленого ликующего мая, Защелкай, трели с ветви рассыпая, — Пусть ввечеру глаза смежат они. Пока не начала в лесной тени Стенать кукушка, скорбная и злая, Влюбленному несчастья предвещая, В него надежду пением вдохни, Иль будет кукованьем неизбежно Заглушено — в который раз! — оно, И вновь себя спрошу я безнадежно: «Ужель мне утешенья не дано?» Пой, Музы и Любви наперсник нежный, — Ведь им обеим я служу равно.

Майская утренняя песня

С востока вслед за утренней звездой Приходит май и щедрою рукой На землю льет в лучах зари победных Дождь желтых буковиц и примул бледных. В юных душах, светлый май, Пыл желаний пробуждай, Снова зеленью веселой Разубрав холмы и долы. Прими, желанный гость, привет от нас, Тебе хвалу поющих в этот час!

К времени