Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец

Мильтон Джон

Леди

Напрасная хвала, пастух любезный: Я к ней глуха. Поверь, что не тщеславье, А лишь желанье спутников сыскать Заставило меня возвысить голос И Эхо разбудить на ложе мшистом.

Комос

Что с ними, леди, разлучило вас?

Леди

Мрак и вот этот лабиринт зеленый.

Комос

Когда ж вы потеряли провожатых?

Леди

Когда

на дерн присела отдохнуть.

Комос

Вас бросили они? Вам изменили?

Леди

Нет, отошли, чтоб поискать воды.

Комос

И с вами не остался ни один?

Леди

Их было, к сожаленью, только двое.

Комос

Наверно, ночь застигла их врасплох.

Леди

Несчастие, увы, всегда нежданно.

Комос

Страшитесь вы за них иль за себя?

Леди

За них, притом не меньше, чем за братьев.

Комос

Они — мужи иль юноши еще?

Леди

Свеж, как у Гебы, [673] лик их безбородый.

Комос

В тот час, когда побрел неровным шагом Вол с пашни в хлев и дровосек усталый За ужин сел, два молодых красавца Мне встретились вон у того холма, Закутанного в плащ из лоз зеленых, С чьих хрупких стеблей гроздья спелых ягод Срывали незнакомцы. Весь их облик Дышал таким величием, что я Не за людей их принял, а за духов, Резвящихся под многоцветной аркой, Воздвигнутою радугой меж туч, И поклонился им благоговейно. Помочь вам разыскать их мне отрадней, Чем в рай войти.

673

Геба — богиня юности у древних греков.

Леди

Любезный поселянин, Где путь туда кратчайший?

Комос

Этот холм Лежит на запад от дубравы здешней.

Леди

Но, добрый мой пастух, так скупо светят Сегодня звезды, что в лесу едва ли Без искушенного проводника Найдет дорогу даже местный житель.

Комос

Давно я поселился по соседству От этой чащи и отлично знаю В ней все поляны, тропы и овраги, Затем что каждый день по ним хожу, И если ваши спутники блуждают Здесь до сих пор, я разыщу их прежде, Чем жаворонок, провозвестник дня, С соломенного ложа в небо взмоет; А

коль не разыщу, найду для вас Приют под кровлей бедной, но надежной, И поиски возобновлю с утра.

Леди

Твою, пастух, я помощь принимаю, Затем что настоящую учтивость Встречаешь чаще в хижине простой, Под закопченным потолком, чем в залах, Украшенных коврами, хоть кичиться Привыкли ею там. К тому ж опасней, Чем тут, нигде не будет мне. Пусть небо Назначенный мне искус соразмерит С моими силами. Идем, пастух!

(Уходят.)

Входят два брата.

Старший брат

Сверкните, звезды, хоть на краткий миг, И ты, о месяц, путников надежда, Яви свой бледный лик из толщи туч И низложи Хаос, что здесь царит В ночи, усугубленной вечной тенью. А если сумрак, черный узурпатор, Сильней тебя, пускай хотя б ночник Блеснет сквозь щели хижины убогой, И луч его дрожащий нам послужит Тем, чем Медведица Большая — грекам И финикийцам — Малая.

Младший брат

А если Не озарит нас свет его отрадный, Пусть мы услышим тихий перезвон Овечьих колокольчиков в загоне, Или свирель пастушью, или первый Крик петуха, который извещает Подруг пернатых о рассвете близком, Нам даже это будет утешеньем В темнице из бесчисленных ветвей. Но где ж сестра? Где удалось укрыться Несчастной деве от росы холодной В ночном лесу, меж терний и волчцов? Быть может, служит ей земля постелью И к жесткому стволу она приникла Тяжелой от тревоги головой? Что, если, перепуганная насмерть, Она, пока мы рассуждаем тут, От голода иль жажды изнывает?

Старший брат

Спокойней, брат! Не надо омрачать Рассудок свой картиной бед грозящих. Коль все равно они стрясутся с нами, Не стоит торопиться им навстречу, Заране предугадывая их; А коли не стрясутся, нам придется Краснеть за страхи ложные потом. Так разумом тверда и преуспела В науке добродетели настолько Сестра у нас, что я тебе клянусь: Ни полночь, ни безлюдье (а другая Опасность вряд ли ей грозит) не властны Покой ее душевный возмутить И мысли привести в разброд постыдный. Поверь, так лучезарна Добродетель, Что видит, как ей поступать и в час, Когда луна и солнце тонут в море. К тому ж подчас стремится даже Мудрость С Раздумьем, лучшим пестуном своим, Побыть вдвоем: удобнее и легче Ей в одиночестве расправить крылья, Чем в суетливой толчее мирской. Тот, в чьей груди горит источник света, И в полночь ярким солнцем озарен; А тот, чьи мысли низки, сердце черно, Впотьмах бредет и в ясную погоду. Он сам — своя темница.