Потерявшая сердце
Шрифт:
Бенкендорфа коробило, когда губернатор корчил из себя шута, но ни один мускул не шевельнулся на его лице в ответ на артистическую импровизацию Ростопчина. «Ему просто стыдно признаться, что история Верещагина мучает его, — думал Александр. — На словах он такой храбрый и хладнокровный, а по ночам-то небось покрикивает…»
— Вижу, батюшка, не расположен ты сегодня к веселью, — констатировал граф, и лицо его мгновенно сделалось суровым. — Что ж, изволь, погрустим.
Федор Васильевич уселся в кресло и пригласил Бенкендорфа последовать его примеру. Он протянул гостю табакерку, наполненную душистым вирджинским табаком, но тот вежливо отказался. Впрочем, граф тоже не стал
— Мне хорошо известно, — начал он, — кто оказал тебе помощь в поиске свидетелей. Мой Ивашкин докладывал ежедневно о каждом твоем новом шаге и рвался в бой. Мне с трудом удавалось удерживать этого отчаянного молодца…
— Он успел устранить двух очень важных свидетелей, — возмущенно воскликнул Александр. — Это форменный разбой, и я не собираюсь умалчивать…
— Знаю, все знаю, батюшка, но речь сейчас пойдет не об этом. — Федор Васильевич сделал паузу, опустил голову и, разглядывая носки своих туфель, произнес: — Натали влюблена в тебя, мой друг, и влюблена не на шутку. Твое имя у нее с уст не сходит, ты для нее идеал, совершенство, и уж не знаю что еще. Так что, если ты вознамеришься предложить ей руку и сердце…
— Как раз это я и намеревался сделать, — порывисто признался молодой генерал, обрадованный тем, что граф сам затронул опасную тему. — Правда, я хотел повременить до возвращения из похода.
— Сударь мой, тебе не стоит делать предложения ни до, ни после похода.
— Но ведь вы сами только что сказали, что Наталья Федоровна…
— …должна как можно скорее забыть о тебе, — усмехнулся Ростопчин. — Мы с графом Семеном Воронцовым решили наконец породниться, так что Наташа выйдет замуж за его племянника, князя Нарышкина.
— Ваша дочь об этом знает? — дрогнувшим голосом спросил Александр.
— Пока еще нет, но в скором времени мы ее оповестим. — Обезьяньи глазки графа смотрели лукаво и одновременно задиристо. Его взгляд ясно говорил: «Ну что, немчик, получил мою Наташку? Кукиш с маслом тебе!»
Бенкендорф был потрясен новостью, хотя всеми силами старался этого не показать. А губернатор, наслаждаясь моментом реванша, продолжал:
— К тому же, не скрою, я противник межконфессионных браков, несмотря на то что они нынче в большой моде и весьма поощряемы нашим государем. Поверь, голубчик, я ничего не имею лично против тебя. Ты мне весьма и весьма симпатичен, но все вышеперечисленные обстоятельства…
— Неужели вы с такой легкостью готовы разбить сердце дочери? — спросил Александр, не дослушав этой лицемерной сентенции.
Вопрос повис в воздухе. Граф выдержал длинную паузу, во время которой с интересом изучал свой указательный палец с длинным, остро заточенным ногтем, служащим ему для разрезания страниц. Потом его внимание привлек украшавший палец перстень, сплошь усыпанный бриллиантами. Губернатор созерцал его с таким упоением, будто видел впервые. Вдруг, словно вспомнив о присутствии Александра, он встрепенулся, поднял взгляд и с непринужденной улыбкой сказал:
— Будешь в Риге, кланяйся от меня своему батюшке Христофору Ивановичу. Мы с ним пуд соли съели в царствование незабвенного нашего государя Павла Петровича. Ох, и золотые же были денечки!
Тем самым он ясно давал понять, что разговор окончен.
Наталья поджидала гостя в коридоре, возле комнат Софьи. Когда она увидела Александра, по его лицу уже нельзя было угадать чувств, которые его обуревали. Генерал успел взять себя в руки. Собственно, он предвидел вероятный отказ, прекрасно понимая, что Ростопчин не жаждет породниться с остзейским бароном, да еще лютеранином, хоть и приближенным ко двору. В том, что граф именно сейчас пожелал расставить точки над i, тоже не было ничего удивительного. Роман, не имеющий будущего, не должен затягиваться, нанося сердечные раны и ущемляя иные интересы сторон. Все это он повторил про себя несколько раз и почти успокоился.
— Когда вы уезжаете? — бросилась к нему Наталья. Она то вспыхивала, то бледнела, крохотный кружевной платок, который девушка теребила в пальцах, превратился в лохмотья.
— Нынче вечером, — сообщил он и добавил: — Мой отпуск слишком затянулся.
— Значит, теперь долго не увидимся… — Она покусала нижнюю губу и смущенно спросила: — Вы будете мне писать?
— Натали, — прошептал Александр, взяв ее руку, — я должен вам кое-что сказать…
Она посмотрела в его глаза и вздрогнула, не увидев в них ничего, кроме сожаления.
— Вы объяснились с папенькой? — обмирая, проговорила девушка.
— Мы говорили о… многом, и он сам завел разговор о нас с вами. Признаюсь честно, я хотел просить вашей руки тотчас же по возвращении из похода. Но ваш батюшка развенчал мои надежды. Он сказал, что давно выбрал вам жениха…
— Неправда! — вскрикнула Наталья.
— Он назвал князя Нарышкина, племянника графа Воронцова.
— Господи! Неужели? — Она закрыла глаза, ее лицо залила обморочная бледность. Однако девушка немедленно встряхнулась и решительно заявила: — Этому не бывать! Вы должны что-нибудь придумать!
В этот миг Бенкендорф отчетливо увидел себя со стороны, каким он был три года назад в Париже, когда вместе с Чернышевым похищал из-под носа у французского императора его любовницу, мадемуазель Жорж. Он тогда не на шутку влюбился, пылал страстью и готов был на самый отчаянный поступок. Какая пропасть между тем днем и нынешним! Конечно, он не собирался жениться на мадемуазель Жорж. Все-таки она была актрисой, пусть с общеевропейской известностью. К тому же скандальная история с похищением была частью политической игры, затеянной Чернышевым и одобренной императором Александром. Потом, он был на три года моложе, а в нынешних условиях, учитывая войну, это огромный промежуток времени. Он сильно повзрослел. Наконец, тогда он был всего лишь флигель-адъютантом, а теперь он генерал-майор. В долю секунды Александр представил, какие могут быть последствия, если он увезет из Москвы Наталью Ростопчину, как некогда увез из Парижа мадемуазель Жорж. Граф, безусловно, отречется от дочери, обвенчавшейся с лютеранином, и откажет ей в наследстве. Скандал, на этот раз не подкрепленный высокой политикой, обязательно скажется на дальнейшей карьере генерал-майора. Все его честолюбивые стремления канут в Лету. Наталья Федоровна, избалованная, привыкшая жить в роскоши и ни в чем себе не отказывать, будет жестоко разочарована скромным материальным положением своего супруга, и в конце концов это скажется на их отношениях.
— Что же вы молчите?! — воскликнула девушка в отчаянии, выжидающе глядя ему в глаза. — Возьмите меня с собой! Я готова ехать с вами на край света…
— К сожалению, Наталья Федоровна, я еду на войну, — произнес он строго, предавая своим словам особый смысл. Еще красноречивее слов было выражение его глаз, холодных и чужих. — Я весьма вам благодарен за содействие в деле, порученном мне государем, но… Забудьте о невозможном.
— Так вы… вы меня совсем не любите?! — воскликнула она, перебирая в пальцах обрывки платка и роняя их на пол, один за другим, как хлопья снега. — Все ваши страстные слова и любовные послания ничего не стоят?! Все это было только развлечением на время отпуска?! Или вам только моя помощь была нужна, и вы потому… Не желаю вас больше видеть! Прощайте!