Потомок Елизаветы I
Шрифт:
После ледохода опробовали обтянутую шкурами рамную лодку. Сначала никто не хотел садиться в гуляющую под ногами посудину. Но когда я смело уселся, и, гребя одним веслом, прокатился туда-сюда по реке, взяла весло и села в лодку Игра.
– Ну что, сестрёнка, на «раз-два»?
– На «раз-два», – дрожащим голосом повторила она.
Я оттолкнулся веслом от причала, – уложенных на край скалы двух тёсаных «полубрёвен», уложенных на сваи, и скомандовал.
– И раз, и два, и раз, и два.
Игра послушно опускала весло. Не прошли
– Табань, – сказал я, и лодка послушно развернулась почти на месте. – Ну вот, а ты боялась.
– Какой ты у меня, Урф! – Прошептала Игра. – Ты самый лучший. Только я всё равно боюсь.
– Это пройдёт, – довольно сказал я.
Лодка, или как называл её я – каяк, имела толстый «киль», состоящий из двух частей: внутренней и внешней.
К внутренней части киля крепились шпангоуты, утопленные в него на четверть. По бортам от носа до кормы проходили по три гнутых бруса, тоже утопленных в шпангоуты на четверть.
То есть, кожа лежала ровно, приклеенная и привязанная к раме ремнями. На первом снизу брусе лежали скамьи: две центре и по одной спереди и сзади. Лодка получилась вместимая, с высокими, чуть загнутыми внутрь бортами.
– И раз, и два, и раз, и два, и раз….
Я ускорил темп и командовал на один такт, то есть один взмах в секунду, и лодка быстро двигалась против течения. Грести было легко.
– Умничка, – похвалил я Игру.
Мы быстро скрылись за поворотом реки и легли в дрейф. Я положил весло и стал расправлять сеть. Примерно в том месте, где ставили и зимой, я аккуратно стал опускать главный якорь сети.
– Помогай!
Я опускал сеть в воду, а Игра перебирала сеть, чтобы та не запуталась, не зацепилась за борт, и не перевернула лодку. Первый в этом мире спуск сети за борт прошёл благополучно.
Вернувшись к причалу, мы привязались. Я вылез, а Игра вопрошающе посмотрела на меня. Срок крутился рядом, как собачий хвост.
– Вы катайтесь, но не потоните и других не потопите. Помните, чему я вас учил: прежде чем входить-выходить, надо что? – Спросил я.
– Привязаться к причалу.
Я махнул рукой.
Причал у нас получился отличный. Ещё зимой вставили заточенные снизу брёвна в продолбленные во льду лунки (по два на ширину причала) и глубоко вколотили их в дно реки. На лёд положили брёвнышки поменьше и закрепили их на сваях клиньями, а на них положили широкие доски.
Мы не стали пилить брёвна с учетом возможного повышения уровня воды на следующий год. Если что, просто переместим поперечины.
Симпатично как-то становилось вокруг. Ступеньки в город облицевали серой керамической плиткой из бентонита, как только сошёл снег. Сейчас устанавливали вертикально керамические плиты, дополняющие образ трёх богатырей. Получался природно-рукотворный барельеф. Ещё зимой я поставил небольшую разборную печь для выпечки керамики и посуды.
Бентонит – глина особая. Это отличный пластификатор и эффект спекания
Забавно, что на нашей горке лежала и простая глина и бентонит.
Керамические плиты для барельефа делали «г» образными, чтобы верхней планкой плита повисала на выдолбленном для него в камне уступе, а следующая плита ложилась на нижнюю. Получалась довольно-таки крепкая конструкция.
Я хотел, чтобы моё родное племя увидело мой город, о чём я, впоследствии, не раз раскаивался. Надо было сидеть, как мыши под веником. Но гордыня и тщеславие обуяли меня.
Рысь убегала и возвращалась. На охоту я ходить перестал, и ей со мной стало не интересно. Щенята выросли за зиму вдвое, почти догнали мамашу и тоже охотились поодиночке. Но от городища они не уходили, и это уберегло нас от нашествия волков.
* * *
Я замешивал в нужной пропорции очередную партию глины для керамики, когда громко звякнуло било. Это означало, что кто-то увидел посторонних. Я встал, осмотрелся.
– Там! – Крикнул мальчишка лет десяти и ткнул рукой за реку.
Я посмотрел в указанном направлении. На противоположном берегу стояла группа людей, явно заинтересованных увиденным на нашем берегу.
Я сам неоднократно высаживался на тот берег и как художник рассматривал творение рук своих. Барельеф был закончен и он мне нравился. У воинов появились лица, мечи, опущенные в реку и руки, лежащие на гардах. Появилось ощущение, что воины выходят из воды. У среднего воина на голове была корона, и корона не была плоской. Она была вроде как надета ему на голову и возвышалась над краем скалы.
Я подошёл к краю и оперевшись правой рукой о корону, левой помахал бывшим соплеменникам. Это были они. Даже с такого расстояния я разглядел Хрымара.
Из-за реки донёсся его рык. Я ответил своим. Я долго тренировался и хорошо разработал все свои резонаторы. Это была моя территория, и я прокачал её, поэтому мой рык получился сильнее и протяжнее.
Я думаю, и Хрымар узнал меня. Он запрыгал в бешенстве по берегу, а я отошёл в сторону и продолжил свою работу. Масса подсыхала, а её ещё надо было вымешивать. Мои подмастерья застыли в нетерпении. Да и Игра с женщинами, нетерпеливо покручивали ногами гончарные круги и посмеивались, о чем-то тихо переговариваясь.
Я обратил внимание на то, что Игра покраснела, а две её товарки прыснули со смеху. Ещё я заметил, что как раз в это время в городище появился Срок, и взгляды товарок перебегали от него к Игре.
Присмотревшись к Игре, я понял, что она беременна. И тут её взгляд встретился с моим. Глаза её испуганно расширились. Я ухмыльнулся, показал пальцем на свой живот, потом на неё, а потом поднял большой палец вверх. Что означал этот знак, в городе знали все. Игра заулыбалась. Срок увидел наши перегляды и шмыгнул куда-то за вигвам.