Повелитель железа (сборник)

Толстой Алексей Николаевич

Несколько часов подряд Королев сидел как зачарованный, слушая упоительную музыку революции, эту симфонию, звучащую на невидимых струнах радиоволн.

Восставшие города переговаривались друг с другом: «Власть в Бомбее перешла в руки пролетариата». «Революционным комитетом Симплы арестован бывший вице-король Индии».

«Южная эскадра примкнула к революционному пролетариату и под красными флагами идет в Коломбо».

«Революционный комитет города Бенареса сообщает, что сего числа власть в Бенаресе перешла к рабочим».

«По дороге из Калькутты в Мадиапур задержаны трое подозрительных лиц, которые назвали себя членами правления „Акционерного о-ва по распространению рюмок для еды яиц всмятку“. Задержанные оказались полковником Хейсом, известным организатором „чудес“ в Бенаресе Джемсом Раундом и верховным жрецом Натеза-Састри. Все трое арестованы».

«Да здравствует революция!»

Наслушавшись вдоволь этой музыки мятежа, Королев связался непосредственно с шаболовской радиостанцией.

И в эту ночь редактор «Вечернего пожара» бегал в одном белье по своей комнате, потрясая головокружительным радио, полученным от Королева: «Жив и здоров. В Индии переворот. „Повелитель железа“ проинтервьюирован. Имею кучу сенсационного материала. Анонсируйте корреспонденции из „Долины мира“. Привет ребятам. На днях вылетаю в Москву. Королев».

— Незаменимый парень! Замечательный парень? Я всегда говорил, что он выкинет какой-нибудь трюк! — со слезами на глазах шептал потрясенный редактор, спешно надевая штаны. Он торопился в типографию, чтобы заказать экстренный выпуск «Вечернего пожара».

— Теперь мы удивим своим тиражом весь мир. Боже, за что я так мучительно счастлив!

Утром Москва имела шумный и праздничный вид.

Газетчики шныряли в толпе, выкрикивая звонкими голосами:

— Переворот в Индии!

— Тайна «Повелителя железа» открыта!

— Экстренный выпуск «Вечернего пожара».

— Сенсационное радио Королева!

Толпа осаждала редакцию «Вечернего пожара». Редактор сиял всеми цветами имеющейся в его репертуаре радуги.

А там, далеко, в «Долине мира» сумасшедший профессор, сидя на обломках своей гениальной машины обратного тока, бормотал:

— Розы… Я не вижу роз…

Эпилог

С минуты на минуту редактор «Вечернего пожара» ожидал прибытия Королева. Надо признаться, что вся Москва вполне разделяла его нетерпение.

Редактор сидел у себя в стеклянном ящике и меланхолично рисовал синим карандашом на промокательной бумаге горбоносых индусов.

— Ай да Королев, — бормотал он, — вот это журналист, вот это я понимаю!

Зажмурившись, как кот, он с упоением представлял себе Страстную площадь и мальчишек-газетчиков, выкрикивающих сенсационные заглавия будущих корреспонденций Королева.

Вдруг он побледнел и широко раскрытыми остекленевшими глазами, полными тоски и ужаса, уставился на дверь.

В жизни редактора, как и во всякой человеческой жизни, оказывается, были не только розы, но и шипы.

В дверь медлительно вдвигалась рыжая шапка, за нею унылый фиолетовый нос, потом острые колени, громадные башмаки и солдатская шинель.

Это был тот самый провинциальный поэт, который сидел, дожидаясь приема, перед кабинетом редактора «Вечернего пожара» в третьей главе нашего романа.

За это время у него выросла порядочная борода. Наконец, после двухмесячного ожидания, он почувствовал, что настал зловещий момент для устройства своих небольших литературных делишек. Осторожно ступая громадными башмаками, он вдвинулся в редакторский кабинет и голосом как из бочки глухо и уныло сказал:

— У меня есть два романа: один бытовой, другой психологический. Но если это вам не подходит, то я могу вам предложить четыре новеллы, восемьсот пятнадцать лирических стихотворений и одну символическую драму… Ради бога, не уходите… Еще одно слово… У меня в папке есть сонеты, триолеты и газэлы. Есть эпиграммы, психологические этюды, эгит гениолы, миниатюры, юморески и фельетоны… Умоляю вас, дайте мне досказать… Несколько статей, библиографических заметок, очерков и памфлетов… Я лично знаком с Максимилианом Волошиным… Кроме того, у меня есть автограф Семена Юшкевича… Честное слово… Я не требую гонорара. Я хочу совершенно бескорыстно сделать свой скромный вклад в литературу… Шестьдесят четыре дня я ждал удобного случая переговорить с вами по этому поводу. Теперь он представился. Во имя всего святого, выслушайте меня…

Провинциальный поэт быстро распахнул рыжую папку и вытащил из неё толстую рукопись, написанную теми пронзительно-лиловыми чернилами, какими пишут графоманы всего земного шара без различия пола и возраста.

Редактор закрыл глаза. Его руки вяло повисли вдоль серого пиджака. Он понял, что никакая сила в мире не может его спасти.

Поэт густо откашлялся.

— Я вас не буду особенно затруднять своими произведениями, но…

Редактор сделал последнюю попытку. Он решил сыграть в наивность. Он воскликнул надтреснутым голосом:

— О что вы! Наоборот, я с удовольствием посвящу ближайшие сутки чтению ваших рукописей, которые, несомненно, должны мне понравиться. Приходите завтра… Или же еще лучше послезавтра, хотя самое лучшее, если бы вы заглянули так недельки через полторы…

Поэт грустно покачал ушастой шапкой…

— Нет, — сказал он, — в моем чтении мои сочинения значительно выигрывают. Таково общее мнение моих родственников. Умоляю вас. Я буду краток: «Возвращение Фауста», — символическая драма (но можно и без сукон). Действующие лица: доктор Фауст — красивый брюнет 35 лет, пудель — собака, Маргарита — девушка 18 лет, Мефистофель без возраста, он же черт, Вертер-ученик Фауста 21 года и Зингер — студент, переодетая девушка. Все. Действие происходит вне времени и пространства (но можно со временем и с пространством, желательно в эпоху Великой французской революции). Слева софит, справа сукна, посередине сцены конструктивная площадка, рампы и суфлерской будки нет (подсказывают из-за кулис). Действие первое, сцена первая, явление первое, Фауст один: «Зачем, зачем я снова здесь один, мне скучно, бес, душа полна сомнений и вся в огне, как…»

В тот миг, когда уже редактор считал себя окончательно погибшим, на улице послышался рожок автомобиля, раздался крик толпы, дверь с треском распахнулась, и в следующее мгновение редактор уже висел на шее у Королева.

Это был вполне исторический момент.

Позади Королева стоял Курами в высоком белом тюрбане.

— Дорогой! — воскликнул редактор, — дорогой Королев! Вы приехали как нельзя более кстати. Вы спасли мне жизнь!

Редактор юмористически кивнул в сторону бородатого молодого человека, который, уныло захлопнув папку, уже покорно сидел на голубом диване, ожидая, когда редактор освободится.