Повелители лошадей
Шрифт:
Коджа больше не мог сдерживать свое любопытство. Возможно, в своей роли историка священник смог бы узнать планы Ямуна. Он стал пробираться сквозь толпу посыльных, разыскивая кахана для какого-нибудь объяснения. Когда он вышел вперед, его с удивлением поприветствовали — неповоротливый Сечен и еще один охранник из Кашиков.
— Ты пойдешь с нами, Хазарец, — сказал борец. Голос охранника звучал жестко и с оттенком неприятной угрозы. Коджа решил не спорить. — Кахан отдал приказ, чтобы тебя заперли в юрте. Ты пойдешь с нами. Сечен многозначительно вытащил нож.
— Но
— Ты — из Хазарии. Иди с нами или умрешь. Охранники встали по бокам от него, взяв за руки. Смирившись и более чем, немного опасаясь, за свою безопасность, Коджа позволил увести себя.
Охранники поместили его в маленькую, пустую юрту. Коджа понятия не имел, где находится его слуга или его вещи. Сечен и другой воин заняли позицию за дверью. Коджа, которому больше нечего было делать, сел у двери, пытаясь хоть мельком увидеть, что происходит снаружи, и прислушаться ко всему, что он мог услышать.
Долгое время ничего особенного не происходило. Затем, когда солнце почти село, он услышал знакомый раскат грома. Лошади, а их было очень много, пришли в движение. Вскоре шум стал все громче и громче. Коджа мог только представить себе сцену по другую сторону хребта. Минганы наступали с заходящим солнцем за спиной, чтобы ослепить лучников на стенах. Лама напрягся, чтобы расслышать больше. Эхом, разносясь в сумерках, доносились звуки рожков и глубокое стаккато боевых барабанов. Звонкая, более высокая нота поднялась над более низким гулом. Сначала Коджа не мог определить, что это, потом он понял, что это были непрерывные крики лошадей и людей.
Битва за Манасс продолжилась, и все, что Коджа мог делать, это слушать.
Шум продолжался около часа после захода солнца, постепенно становясь все слабее и менее настойчивым. Коджа сидел неподвижно, завороженный каждым грохотом, криком и завыванием, которые долетали до него. Он был убежден в том, что битва была неудачной, и жизни были потрачены впустую. Он представил, что земля за пределами Манасса усеяна павшими лошадьми и изувеченными людьми. Коджа подавил непроизвольный всхлип при мысли о бессмысленно причиненных страданиях.
Таково было его видение завоеваниям Ямуна. Это было, как сон, наполненный кровью, доблестью и смертью, но не более того. Коджа задавался вопросом, действительно ли эта тщетная атака на Манасс, была тем, что бог Ямуна показал кахану во время той грозы. Было ли это тем, чего хотел Ямун?
До сегодняшнего дня священник думал, что Ямун завоюет Хазарию. Он также был уверен, что Ямуна можно каким-то образом убедить покинуть ее целой и невредимой. Коджа пытался намекнуть и предложить возможности мирного правления. Какая теперь на это была надежда? Если кахан был готов послать своих людей на верную смерть, Коджа понимал, что Хазария не может ожидать пощады от военачальника Туйгана.
Образы сна вернулись к нему, когда он начал расхаживать по юрте. Его старый учитель говорил о его владыке, и странное существо утверждало, что Коджа был с каханом. Кто же его владыка? Принц Оганди отправил его послом в Туйган. Кахан отправил его послом в Хазарию. Теперь он был пленником. Коджа
Измученный, лама снова сел и помолился Фуро о наставлении, тихо шепча свои сутры, съежившись, у двери. Наконец Коджа понял, что он должен сделать. Как лама Просветленного, Коджа должен направлять кахана, чтобы тот стал истинным правителем, большим, чем просто военачальник.
Приняв решение, Коджа напрягся, чтобы расслышать какие-либо звуки борьбы, но шум битвы прекратился. Коджа терпеливо сидел, пока сон, наконец, не овладел им.
Ночью вошли охранники и разбудили ламу. Было темно и пронизывающе холодно в разреженном горном воздухе, и Коджа дрожал с того момента, как проснулся.
— Быстро, — приказал ему Сечен, — идем с нами. Лама с трудом расслышал слова, на самом деле не понимая их. Охранник схватил его за руку и рывком поставил на ноги. — Тебе пора идти.
— Куда идти? — успел спросить Коджа, когда Кашик вытолкнул его в дверной проем. Его телохранители были не слишком добры.
— Прочь. Мы уходим, — предложил Сечен в качестве объяснения. Это мало что сказало Кодже. Охранник подтолкнул священника к лошади. Слуги уже приступили к разборке юрты. Действительно, лагерь, казалось, был в движении, но было как-то странно тихо. Обычные звуки снятия лагеря — приглушенные крики, звон посуды, даже рев верблюдов — все это отсутствовало. Воины, даже его охранники, говорили приглушенными голосами. Обычно пылающий огонь был потушен до самых тлеющих углей.
— Я хотел бы увидеть кахана, — заявил Коджа, когда он стал лучше осознавать, где он находится.
— Ты увидишь, — ответил охранник, к большому удивлению Коджи. Слуга придержал лошадь, чтобы Коджа мог сесть на нее.
— Что происходит? — потребовал Коджа еще раз. Почему-то он подозревал, что вопрос был бесполезен.
— Помолчи, — прошипел Сечен. Другой охранник кивнул в знак согласия, улыбаясь полным ртом крошащихся, гнилых зубов. Они грубо усадили священника в седло, а затем сели на своих лошадей. Большой борец протянул руку и взял поводья лошади Коджи, ведя своего коня вперед. Не было слышно цоканья лошадиных копыт; вместо этого темп был отмечен мягкой поступью. Коджа посмотрел на ведущую лошадь и увидел, что ее копыта были обмотаны тряпками. Куда бы ни направлялась армия, они прилагали огромные усилия, чтобы сделать это тихо.
Некоторое время группа ехала в темноте, в основном спускаясь с холма. Повсюду вокруг Коджа мог слышать тихие движения других всадников. Фигуры появлялись и исчезали из его поля зрения. Лама задавался вопросом — не едут ли они в Манасс. Пал ли он, вопреки всем возможностям, под натиском Ямуна, или кахан тайно усиливал то, что осталось от трех тысяч человек, расположившихся лагерем снаружи города?
Проходили часы, и священник пришел в замешательство. Они ехали слишком долго, чтобы направляться в Манасс, хотя и ехали медленно.