Повелители лошадей
Шрифт:
Шагадай нервно зашагал, стараясь незаметно вернуться на свое место. Те ханы, которые аплодировали его словам, очень тихо сидели на своих местах, не делая ничего, чтобы привлечь к себе внимание. Ямун повернулся к дрожащему Шагадаю, пригвоздив его к месту своим свирепым взглядом. Те, кто стояли между ними, отошли в сторону. — Эти слова правдивы, — прорычал кахан.
— Великий Господин, — пробормотал Шагадай, падая на одно колено и склоняя голову. — Я делал это для блага твоего народа. Хубадай нападает на Семфар, пока мы сражаемся с Хазарией. Нам нужно руководство.
— А мой сын не годится для правления. Это государственная измена.
Дворяне перешептывались в испуганном беспокойстве. Однако никто не осмелился повысить голос в знак протеста.
— Муж и сын, — вмешалась Баялун, — он действовал на благо Туйгана. Если бы Шагадай знал, что ты жив, он бы так не говорил.
— Только глупец держит клюющего ястреба близко к глазам, — сердито возразил Ямун, используя старую пословицу, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. — Подобно ястребу, Шагадай напал на меня. Он предал меня. Ямун шагнул туда, где съежился хан.
Прежде чем кто-либо успел возразить, Ямун выхватил свой меч и нанес удар. Меч пронзил грудь хана. У Шагадая вырвался сдавленный вздох удивления, затем он рухнул на землю, из его раны хлынула кровь. Умирающий человек дергался, но, в конце концов, затих. Ямун, измученный усилием, оперся на меч, его острие было в грязи, по лезвию стекала кровь.
Какое-то мгновение никто не произносил ни слова. Ханы, прежде столь громогласные, не желали навлекать на себя гнев Ямуна. Восстановив дыхание, кахан мрачно оглядел собравшихся, выискивая кого-нибудь, кто мог бы оспорить его действия. Слуги поспешили вперед и оттащили тело, заметая грязью темное пятно крови на земле.
— Вам сказали, что я погиб в бою, — наконец, сказал Ямун своей встревоженной аудитории. — Это была ложь — кахан не умер. Ямун вытер окровавленный меч о свою мантию. — Я оставался скрытым по своему собственному приказу. Я хотел, чтобы вы, мои верные ханы, считали меня мертвым.
— Почему, Великий Хан, почему? — нерешительно спросил один из ханов, сидевших рядом с Джадом.
— На меня напали наемные убийцы. Я был ранен, но я жив. Тейлас защитил меня от этого злого нападения. Он остановился, чтобы собраться с силами. Внезапно все увидели его слабость.
— Кто сделал это? — крикнула Баялун. Она огляделась по сторонам, ожидая ответа.
— Хазарцы! — ответил один из присутствующих со стороны Джада. Коджа внезапно почувствовал себя неуютно, беззащитным. Командир, стоявший рядом со священником, слегка повернулся, держа одну руку на рукояти меча. С другой стороны, рыгающий хан отодвинулся назад, не желая сидеть слишком близко к ламе.
— Нет, не Хазарцы, — отрезал Ямун. — Именно Хазарец спас меня от убийц. Лама Коджа сражался, чтобы защитить меня от нападавших. За это я сделал его своим андой. Ханы по обе стороны от Коджи посмотрели на него с удивленным уважением.
— Кто же тогда? — спросил один из ханов.
— Ты хочешь увидеть моих убийц? — спросил Ямун, изображая нежелание отвечать. Ослабевший от усилий говорить, кахан закрыл глаза. Волна одобрительных возгласов ханов слегка потрясла его. Он медленно занял пустое место между Джадом и Баялун.
— Тела! Да, мы посмотрим тела, — крикнул командир рядом с Коджей, призывая окружающих его ханов присоединить свои голоса к его крику. Шум быстро разрастался по мере того, как ханы с обеих сторон выражали свое возмущение. Ямун откинулся назад, уверенный, что ханы все еще следуют за ним.
— Тела, принесите тела! — скандировали все громче.
Ямун поднял руку, призывая к тишине. — Верные ханы, — прокричал он сквозь затихающий грохот, еще больше напрягая резервы своих сил. — Вы их увидите. Сечен, давай сюда убийц.
За те короткие мгновения, которые потребовались, чтобы принести мрачный сверток, Ямун откинулся на спинку сиденья. Кахан, Джад и Гоюк быстро посовещались между собой.
Сечен вернулся, неся окровавленный коврик, и с глухим стуком уронил его к ногам Ямуна. Волна предвкушения прокатилась по благородным ханам.
— А теперь посмотрите, кто напал на вашего кахана, — торжественно объявил Ямун. — Нечистое существо и человек! Носком сапога кахан осторожно отодвинул край ковра в сторону. Видимая волна загрязнения и разложения, отмеченная тучей мух, поднялась от разлагающихся тел. У собравшейся группы спонтанно вырвался вздох изумления. — Зверь! — прошипел голос, полный отвращения. — Они посылают зверей, чтобы убить нашего кахана!
На ковре лежали два тела — «ху сянь» и волшебник. Некогда яркий мех лисицы стал жестким и тусклого цвета. Его раны, более страшные в смерти, были запавшими, края мягкими и черными. От них расходились темные пятна гниения, покрывая кожу под щетинистым мехом. Глаз не было, их выклевали птицы. Багровый язык, сухой и потрескавшийся, высунулся изо рта. Человек рядом с ней так же разложился, перерезанное горло посерело и покрылось коркой.
Баялун задохнулась: — Афрасиб! Она быстро закрыла рот и избегала взгляда Ямуна. Ее лицо было бледным. Наклонившись, она прошептала что-то одному из ханов, стоявших рядом с ней. Он кивнул и скрылся из виду.
— Кто они? — крикнул худой, рябой хан, проталкиваясь сквозь своих товарищей, чтобы поближе рассмотреть трупы. Остальные ханы бросились вперед вслед за ним.
— Зверь — это «ху сянь», порождение Шу Лунг, — объяснил Джад. — Другой — волшебник Афрасиб. Принц замолчал, давая ханам возможность самим сделать выводы.
Глаза, подозрительные и жесткие, начали поворачиваться к Баялун. Она твердо встретила их пристальный взгляд, не выказывая никакого страха. Медленно и царственно хадун встала и направилась к мертвым телам. Она изучала трупы, тыкая в них своим посохом. Ханы отступили назад, образовав вокруг нее круг. Она повернула голову Афрасиба набок. — Предатель! — прошипела она. Наклонившись, она плюнула в лицо мертвому волшебнику.
— Он предал кахана. Император Шу, должно быть, купил его, — объявила Баялун, возвращаясь на свое место.