Повесть о детстве

Штительман Михаил Ефимович

— Положим,— не сдавался Сёма, поддразнивая приятеля.— Я знаю, например, в Африке...

— Африка, шмафрика! — рассвирепел Пейся.— Раз говорю, значит, знаю. Я его сам видел. Если он положит тебе на голову палец, ты войдёшь в землю, как спичка. Понял? А если он поедет верхом на лошади и у него не будет кнута, так он вырвет по дороге дерево, и оно ему будет прутик.

— Ещё что? — холодно спросил Сёма, стараясь скрыть своё любопытство.

— Тебе мало? — возмутился Пейся.— Хорошо! Он приезжает на ярмарку и видит воз с грушами. Он опрокидывает воз и выбирает себе

грушу покрасивее. А если он подставит плечо к стене дома и легонько нажмёт, дом сдвинется с места.

— Понятно,— согласился наконец Сёма.

— А пусть,— воодушевился Пейся,— а пусть кто-нибудь попробует при нём обидеть слабого или маленького. Ужас! Порошок! Пыль!..

Пейся был счастлив: внимание друзей доставляло ему теперь самое большое удовольствие в жизни. Он не мог минуты просидеть молча — одна история наступала на другую, другая на

третью. Он сочинял и верил в каждое своё слово и порой сам задумывался: было это на самом деле или нет. В магазине его слушали вяло и неохотно, дома уставали от его рассказов, и он терпеливо искал слушателей на стороне. С одинаковой охотой он говорил с глухим стариком и с пятилетним мальчишкой. Дети бегали за ним по пятам, назойливо требовали сказок. Он присаживался на секундочку и тотчас же забывал о времени. Хозяин старался не посылать его никуда: он знал, что на пути Пейси возможны встречи, а были бы встречи — истории най--дутся.

— Хорошо...— сказал Сёма, задумчиво глядя на разбушевавшегося Вруна.— Это всё правда?

— А я разве когда-нибудь врал? — удивился Пейся, искрение возмущаясь.

— Когда-нибудь — нет...— уклончиво ответил Сёма.— А что такое Доля: это фамилия или чин?

— Сейчас скажу,— оживился Пейся.— Мойше нигде не работает, ну, а кушать ему как раз нужно. Каждый день он приходит на базар и, увидев, что ты, допустим, покупаешь лошадь, говорит: «Я здесь имею долю!» И, если ты ещё хочешь жить, ты даёшь ему рубль. Потом Мойше идёт дальше и видит, что еврей в лавке набирает жене на платье. Он берёт в руки товар и говорит: «Я здесь имею долю!» Еврей знает, чем может кончиться такое удовольствие, и даёт Moiime полтинник. Будь уверен, Мойше зпает, к кому подойти. Он пьтсматритет, кто делает покупку побогаче, и у того требует долю... Так вот: жил Мойше в местечке Дрылов, а теперь переехал сюда. Здесь ехде целы все его доли!

— Где ж он будет жить?

— Пойдём посмотрим. Здесь близко, возле лесного склада.

Друзья пошли. По дороге Пейся продолжал расписывать нового жителя местечка:

— Ведро воды может выпить.

— Ещё что? — уже лениво спросил Сёма.

— Он мой знакомый.

— Ещё что?

— Дочка у него есть! Вдвоём приехали.

— Дочка тоже такая?

— Нет,— Пейся махнул рукой,— ерунда! Хворостиночка.

Вдруг Пейся остановился и, пытаясь спрятаться за Сёму,

прошептал:

— Он идёт!

— Куда ж ты прячешься? — удивился Сёма.— Он же твой знакомый.

— Молчи! — разозлился Пейся.— Чтоб человек не мог минуту помолчать!

Прямо на иих шёл растрёпанный мужчина в короткой измятой куртке, с заспанным лицом и очень большими красными руками. Увидав ребят, он остановился, кашлянул, и Сёме показалось, что в его ухо стрельнули из пушки. Мойше Доля подошёл к Пейсе и, положив тяжёлую руку на его плечо, чуть-чуть прижал Вруна к земле.

— Ничего умного...— задыхаясь, прошептал Пейся.— Допустим, вы меня победите. Так что здесь особенного? Я уверен, что вы сильнее меня.

Доля расхохотался и внимательно посмотрел на приятелей.

— Вы уже не такие малыши, как мне показалось... Почём фунт лиха, знаешь? — обратился он к Пейсе.

— Знаю.

— А ты? — спросил он у Сёмы.

— Я знаю, почём два фунта.

— Получается, что вы нюхали горе?

— Нюхали,— согласился Сёма, смелея.— Можем вам уступить долю!

Мойше засмеялся:

— Смелые воробьи! Уважаю...— И, весело подмигнув обоим, он побрёл дальше.

Провожая взглядом тяжело переваливающегося с ноги на ногу Мойше Долю, Сёма с завистью сказал:

— Вот это медведь — я понимаю!

— А я что говорил? — обрадовался Пейся.— Мы с ним всегда так разговариваем.

— Ты ж в первый раз с ппм говоришь!

— В первый, второй! Что ты придираешься? — обиделся Пейся и небрежно протянул Сёме руку.

Он не мог больше стоить на месте — скорей бежать, скорей рассказывать!

БАБУШКИНА ЗАТЕЯ

В субботу утром Сёма проснулся с мыслью, что ему нужно радоваться. Лёжа в постели, он перебрал в памяти все события вчерашнего дня и не нашёл в них ничего особенного. Говорил с Магазаником — это раз, пошутил с «мамашей» — это два, познакомился с Долей — три. Ничего особенного! И всё же какое-то радостное ощущение не покидало его. Да, хорошо быть та-

ним сильным, как Моише. И откуда у еврея вдруг берётся такая сумасшедшая сила?

Сёма начал насвистывать весёлую песенку, но его свист привлёк внимание бабушки.

— Что с тобой? — удивилась она.— Разве можно свистеть в комнате?

— Нельзя,— согласился Сёма, не зная, чем, собственно, вызван этот запрет.

— Ну, слушай внимательно,— продолжала бабушка.— На подокоппике стоит тарелочка с селёдкой. Уксус возьмёшь в шкафу. Поиял? Лучок там же, на верхней полке. Когда покушаешь, завернёшь хлеб в полотенце. А то он засыхает в две минуты. Понял?.. А я,— добавила бабушка важно,— ухожу по делу.

Бабушка уходит по делу!.. Это очень даже интересно. Но какие могут быть дела в субботу?

Сёма встал, вышел во двор, медленно вытянул из колодца ведро с водой и тут же на высоком замшелом камне принялся умываться, фыркая и брызгаясь. «Ах, хорошо! — восхищался он, выливая на голову кружку холодной воды.—Очень хорошо!» Обтеревшись докрасна колючим полотенцем, Сёма вернулся домой. На плите уже кипел чайник, крышка дрожала и прыгала. Сёма отодвинул чайник в сторону и, усевшись к столу, принялся уничтожать селёдку. Это была маленькая, несчастная рыбка без жира и без мяса. Есть её было скучно. Чтобы насытиться, Сёме пришлось мочить в уксусе куски хлеба. Он кашлял, крякал и ел... К концу завтрака пришла бабушка — лицо её было сосредоточенно и серьёзно.