Повесть о детстве
Шрифт:
Все умолкают потому, что возница опасен в своём гневе. Он ругается с ошеломляющей быстротой, проклятия его страшны и неожиданны: «Чтоб у вас под ногами трава не росла! Чтоб вы забыли вкус чистой воды! Чтоб ветер разнёс тепло вашего крова!..»
К тому же все знают, что он может остановить телегу на полпути и уже тихо, спокойно сказать:
— Вам не нравится мой экипаж? Ищите другого, если вы такой крупный барон.
Рядом с Сёмой сидит Виня. У него испуганные глаза, как будто он видит, что с неба спускается чёрт. Напротив, между двумя толстыми еврейками с кошёлками и живой птицей, замер Пейся в тоскливом недоумении. Повернуться он не может, еврейки сдавили его с обеих сторон, а курицы почему-то решили, что для них самое лучшее место — колонн Пейси. Несколько раз он с мольбой смотрел на своих соседок, но они словно не замечали его грустного взгляда и, обращаясь к курицам, спрашивали:
— Птички, вам хорошо тут?
«О, чтоб вы сгорели, проклятые! — думал Пейся, со злобой глядя на тучную курицу, которая с особой бесцеремонностью расположилась на его коленях.— Эта дура воображает, что она в курятнике»,— возмущался Пейся, тяжело дыша и заливаясь потом. Когда он сделал попытку пошевелиться, курицы сердито закудахтали, и соседки посмотрели на Пейсю с такой ненавистью, что у него сразу отнялся дар речи. On ещё раз вздохнул и закрыл глаза...
Виня сидел всё с тем же испуганным лицом, зажав обеими руками свою правую ногу. Он очень опасался покушения жуликов и был уверен, что опи могут из-за кармана сорвать с него всю штанину вместо с ногой. Несколько раз останавливались в пути, возница сходил, шёл к колодцу, поил коней из ржавого, погнутого ведра.
— Уже скоро? — решился наконец спросить Сёма.
— Скоро, скоро! — огрызнулся возница и так замахнулся
споим свистящим кнутом, что казалось — он обязательно огреет двух-трёх пассажиров...
«Боже мой,— молился вконец сдавленный Пейся,— хоть бы приехать живым!»
Вдруг раздалось долгожданное: «Тпру-ру!» — и кони остановились. Сёма облегчённо вздохнул и легко спрыгнул с телеги, за ним вылез Биня, испуганно озираясь и держась за карман. Пейся, мстя за всё пережитое, свирепо толкнул наседок и спустился на землю.
— Где же город? — спросил он.
Но город уже был перед ними. На холмах у реки расположился он, весёлый и шумный. Снизу доносились чьи-то громкие голоса, и вёсла уверенно рассекали воду. Друзья прошли через мост, удивлённо всматриваясь в лица прохожих.
— Как пройти в город? — обратился Сёма к человеку в жёлтой соломенке.
— Очень просто,— вежливо ответил он и, неопределённо махнув рукой, отправился дальше.
— Спасибо,— поблагодарил Сёма, тщетно пытаясь разгадать жест прохожего.
Выдавать своё смущение было стыдно, и Сёма повёл Биню и Пейсю в город. Он заметил женщину, торопливо идущую куда-то с корзинкой, и подумал: «Она же не идёт в степь за покупками!» И ребята побежали за ней. Вскоре они очутились на центральной улице. Всё здесь удивляло и восхищало путников. То и дело Пейся толкал Сёму, Сёма — Пейсю, и только Биня шёл встревоженно молчаливый.
— Смотри, какая улица! — восторгался Пейся.— Надо обязательно найти, где её конец!
— А ты знаешь, что здесь написано? — загадочно спрашивал Сёма, указывая па русскую надпись на вывеске.— «Кухмистерская Жане». Ты понимаешь?
Неожидаипо все трое остановились в изумлении.
— Боже мой,— всплеснул руками Сёма,— сколько извозчиков! Два, четыре, шесть, и все запряжены парами, и какие фаэтоны — ай-я-яй! А что там стоит справа?.. Смотри, Биня,— он толкнул сына Лурии,— целый закрытый домик на колёсах, с окошками, с дверцей!
— Я знаю,— обрадованно воскликнул Пейся,— мне говорили! Это ландо. Это — когда свадьба. Всё равно, знаешь, ну, как катафалк, но для жениха с невестой...
В это время извозчики почти все сразу спрыгнули со своих экипажей (они сидели не на козлах, а на пассажирском сиденье) и подбежали к приезжим.
— Молодые люди,— хриплым голосом сказал по-еврейски один из них,— вы хотите куда-нибудь ехать?
Сёма вызвался вести переговоры. Заглянув в бумажку, он кивнул головой:
— Да, па Емошанскую.
— О-о! — многозначительно произнёс извозчик и покачал головой,— Вам придётся идти пешком. Вот видите этот высокий серый дом, так от него пойдёте влево до сада, а там стоит пожарная дружина, пы пройдёте мимо и спуститесь по Херсонской, а оттуда поднимитесь на горку.
— Ох,— испуганно вздохнул Пейся,— туда же можно проехать, если так далеко!
— Можно,— пожал плечами хриплый извозчик и закашлялся, и вместе с ним начали кашлять остальные извозчики,—можно, но нельзя. Это будет вам дорого стоить,— тихо добавил он.
— Едемте! — вдруг закричал Биня, которому страшно хотелось избавиться от своих денег и перестать наконец бояться жуликов.— Езжайте уже! — властно повторил он.
Они сели в фаэтон — трое на заднее сиденье. Скамеечка впереди оставалась свободной.
— Вот хорошо,— вздохнул Пейся.— Мы можем ехать п смотреть себе по сторонам!.. Ой, какая железная ограда около дома!
По любоваться долго не пришлось. В экипаж с лёту вскочил грузный мужчина и уселся па скамеечке.
— Это моей сестры сып,— вежливо сообщил извозчик.
«Очень приятно,— подумал Сёма,— мне ещё нужно знать его
родню». Настроение явпо ухудшилось.
Вдруг лошади остановились, и двое мальчишек уселись в ногах у пассажиров.
— Это чтоб вам было тепло,— опять сообщил извозчик.— Вам не мешает?..
— А если я скажу, что мешает, он их выбросит? — спросил Сёма у Пейси шёпотом.
— Молчи,— огрызнулся Пейся,— ещё подножки свободные.
Видеть что-нибудь уже было невозможно, потому что ребятишки в ногах подрались друг с другом и по ошибке то и дело щипали то Бишо, то Сёму...
Но тут на какой-то улице сошёл племянник извозчика, вместо него вскочил другой пассажир, который принялся уговаривать Сёму, что ему будет удобнее сидеть на скамеечке. Сёма отказался:
— За свои деньги я могу ехать как человек!
Наконец извозчик, обернувшись к ним, сообщил: