Повесть о двух кораблях
Шрифт:
Калугин перестал диктовать. Стук машинки прекратился.
— Зачеркните «капитан-лейтенант Ларионов». Напишите: «командир корабля».
Она искоса взглянула на него, как будто хотела что-то спросить, но молча стерла строчку, вписала новые слова.
— «...Командир корабля глядел на ряды снарядов и зарядов, лежащих у элеватора, на блещущую смазкой сталь стреляющих приспособлений, на внимательные, строгие лица комендоров.
«Эти не подведут», — подумал он о старых боевых товарищах. Он нетерпеливо ждал сигнала с берега. Ответственная и почетная задача стояла перед кораблем в этот день...»
Снаружи завыл буксир. Воздушная тревога! В коридоре хлопали двери. Дежурный заглянул в комнату.
— В убежище, товарищ капитан!
— Сейчас пойдем, — сказал Калугин.
Старшина прикрыл дверь. Калугин взглянул на Крылову. Она сидела по-прежнему, положив пальцы на клавиши, смотря прямо перед собой, может быть, прислушиваясь к начинающейся стрельбе.
— Ну, пойдемте в убежище?
— Пойдемте, — сказала она не двигаясь.
— А может быть, сперва докончим статью? Тут немного.
За окном били зенитки. Буксиры перестали реветь. «Еще успеем добежать до скалы, — думал Калугин. — Это три минуты хода. Но нужно быстро сдать очерк».
— Давайте быстренько докончим статью...
— Давайте докончим, — охотно согласилась она.
— «Там далеко на берегу, — диктовал Калугин, — метр за метром наши бойцы отвоевывают у врага родную советскую землю. И кораблям нужно стрелять так, чтобы орудийный огонь, выжигая врага из его нор, не поражал своих. Нужно накрывать пункты, точно намеченные корректировщиками.
С берега дали корректировку. Прозвучала команда. Первый залп полыхнул в сторону вражеских укреплений. И уже краснофлотцы подхватывали новые снаряды и заряды, подавали к орудиям, снова и снова артиллеристы посылали врагу смерть за линию береговых скал. «Врага не видим, но бьем его насмерть!» — говорят комендоры «Громового».
Крылова вынула из каретки законченный лист, вставила новую бумагу. Стрельба снаружи усиливалась. Калугин видел, как слегка трепещут пальцы, поправляющие бумагу. Его сердце тоже начало биться быстрее.
«Сосредоточиться, сосредоточиться, думать только о статье! Я ведь тоже выполняю боевое задание! Нужно больше чувства, больше боевой ярости!» Он уже почти не смотрел в черновик, более яркие, более точные выражения сами приходили на ум.
— Можно продолжать? — спросила Ольга Петровна.
— Продолжаем, — сказал Калугин.
« — Ну, как дела? — спросил в аппарат командир корабля.
— Хорошо, накрываем, еще давай! — слышался далекий голос боевого товарища, следящего за результатами стрельбы. — Один больше, пять вправо!
Снова корабль содрогался от залпов, снова скользили снаряды в пушечные лотки.
— Дай десяточек еще! — слышался голос в телефоне. Как ненавидел командир корабля этих фашистских зверей, истребляемых залпами корабля, этих убийц женщин и детей, убийц его лучшего боевого товарища и друга, капитана третьего ранга Крылова...»
Машинка внезапно замолчала. Калугин опомнился: «Что я говорю, этого же не было в моих набросках...» Он взглянул на Ольгу Петровну. Она сидела очень прямая и неподвижная, казалось — побледнели даже ее губы.
— Пожалуйста, вычеркните слова: «капитана третьего ранга Крылова», — сказал смущенно Калугин.
— Нет, пусть остаются, — тихо попросила Ольга Петровна.
— Хорошо, пусть остаются, — быстро сказал Калугин, Он продолжал диктовать.
— «Час за часом корабль вел огонь. Высшую скорострельность дали моряки «Громового». Они хорошо понимают: каждая сэкономленная при подготовке выстрела секунда — лишний шанс победить врага. Недаром у нас говорят: «Кто первый накрыл цель в море, тот и победил!» А моряки «Громового» экономят на каждом выстреле от четырех до пяти секунд!
В перерыве между двумя корректировками командир артиллерийской части старший лейтенант Агафонов прошел к первому орудию. Уже давно наступило обеденное время.
Михаил Старостин снова подготовлял орудие к выстрелу. Невысокий, ловкий первый снарядный Широбоков с поразительной легкостью принял у второго снарядного тяжелый снаряд, со звоном послал его в лоток. Снаряд дослан в ствол, следом скользнул заряд, Сергеев вставил запальную трубку, захлопнул замок. Расчет ждал ревуна. — Ну как, устали? — спросил старший лейтенант. — Сейчас покушаете, — подадут к орудию обед.
— Товарищ старший лейтенант, — умоляюще произнес Старостин, — разрешите пока не обедать. Весь расчет просит!
— Мы-то поужинаем потом, — добавил один из комендоров. — Зато вот этот снаряд сейчас дадим фрицам на первое, этот на жаркое, а следующий им за компот сойдет.
И вновь гремели залпы. Ничто не могло нарушить меткости и скорострельности огня. Старший лейтенант Снегирев тут же сообщил на орудия результаты обстрела.
— С корректировочного поста передают — хорошо стреляете! Накрыт вражеский дот. Горит командный пункт. Прямое попадание в скопление противника на сопке!
И когда из-за скал появились вражеские самолеты, комендоры едва взглянули на них. Это дело зенитчиков — встретить врага точным заградительным огнем, не подпустить к кораблю.
— Мусоршмитты идут! — лишь пробормотал Сергеев, затыкая в свой широкий пояс новые запальные трубки...»
— «Мессершмитты»? — перестав писать, спросила Ольга Петровна.
— Не «мессершмитты», а мусоршмитты. От слова «мусор», — сказал нетерпеливо Калугин. Он продолжал:
«Сегодня наша газета печатает рассказы моряков с орудия Старостина — о том, как они овладевали своим мастерством, завоевали честь считаться лучшим орудийным расчетом корабля. Вы увидите из этих рассказов, что ни одного лишнего движения не должно быть в работе у пушки.