Повести и рассказы
Шрифт:
Он вошел в дом, куда его нога не ступала полгода с лишним, и очутился в темной прихожей. Соседка, тетушка Ян, дробила на мелкие кусочки уголь. Ее внучонок орудовал маленькой лопатой, помогая и одновременно мешая ей. При виде Чжунъи она оторопела.
— Товарищ У, вы вернулись?
— Как видите! — ответил он, сияя от радости.
— Да как же, ведь вас… — Тут тетушка Ян поперхнулась. Было ясно: она знала об обрушившихся на У неприятностях, но, не имея свежей информации, сочла за благо помолчать. Она стояла с лопатой в руках, не зная, как быть.
Но и У Чжунъи не знал, что следует говорить в таких случаях.
Тетушка Ян как-то неестественно улыбнулась и сказала:
— Вы бы пошли растопили печку, погрелись бы! — и тут же поспешила убрать свое рыхлое, неуклюжее тело в собственную комнату, утащив за собой и внука. Казалось, она пряталась от больного, убежавшего из инфекционной больницы.
У Чжунъи не придал этому значения, решив попозже спуститься к ней и все объяснить.
Он открыл дверь и вошел в комнату. Спертый воздух отдавал сыростью. В комнате все было как прежде, но поначалу казалось каким-то незнакомым. Стол, кровать, стулья, чашки и прочая утварь, словно удивленные поначалу его вторжением, разобрав, что это вернулся хозяин, в волнении как бы бросились ему навстречу. Они были такие грязные, запыленные, что казались все одного цвета. Он повертелся по комнате, не зная, с чего начать уборку, немного успокоился и решил сперва растопить печку. Ему повезло в том смысле, что его арестовали весной, еще до того, как начали убирать железные печки, и он теперь мог приступить прямо к делу. Пройдет совсем немного времени, и в комнате станет тепло.
Но едва рука его коснулась оставшейся в топке золы, в душе у него словно что-то оборвалось. Ведь это были остатки сожженных им черновиков письма. Ему припомнились брат с невесткой, и на сердце стало еще тяжелее. Он решил сходить к ее родным и разузнать, что же произошло с ней и с братом. Но как он сможет объяснить им все случившееся? Во всяком случае, писем он больше писать не будет.
Он растопил печь, перепачкав при этом руки, а когда собрался их мыть, увидел, что вода в тазу для умывания замерзла. В дни после утери письма, когда Чжунъи жил как в тумане, он почти не умывался, самое большее — смачивал в тазу полотенце и обтирал лицо. А поскольку воду он не менял, лед в тазу был серым, непрозрачным.
Он взял в руки таз и перевернул его, думая подержать над печкой и поскорее растопить лед. Вдруг что-то привлекло его внимание — то было письмо, приклеившееся к донышку таза. Удивленный, он положил таз на стол и отодрал конверт. От изумления у него брови поползли на лоб, а глаза едва не выскочили из орбит. Так и есть — оно, потерянное письмо, едва не стоившее ему жизни! И марка на месте, и конверт заклеен как следует. Видно, в то утро он в спешке переложил клейстера, заклеивая письмо, и бросил его на стол. А умываясь, поставил на конверт мокрый снизу таз, и конверт сразу прилип к донышку. Кому же могло прийти в голову искать его именно здесь?
— А-а-а! — раздался его крик.
Он застыл, и вся фигура его напоминала восклицательный знак, стоящий за этим «а-а-а»… Прошло не менее получаса, прежде чем он понял все, что случилось.
И теперь опять вернулась весна.
Весна пришла! И не только в природе, но и в жизни людей! Посмотри, кругом тают снега и льды, пробуждается все живое. Весеннее многоцветье снова сверкает в глазах людей.
Когда ты вдыхаешь аромат только что распустившегося цветка или мнешь в руках блестящие, сочные, нежно-зеленые листья; когда, стоя в долине, окидываешь взором цепи гор и видишь, как по всем склонам сбегают ручейки из-под тающих ледников; когда ты прогуливаешься по улице и в свете весеннего солнца видишь ряды новых зданий, с которых еще не успели снять леса; когда ты вечером стоишь у окна и слышишь, как крики диких гусей в небесах сливаются в единой дивной гармонии с музыкой земли… Разве в эти минуты тебе захочется вспоминать о пронизывающем холоде суровой зимы? Разве захочется вновь увидеть зарубцевавшиеся раны?
Однако бедствие, причины которого не вскрыты, подобно западне, притаилось возле дороги: прошлое может вернуться опять. Чтобы путь вперед был прямым и ровным, чтобы снова не попасть в колею страданий, нужно многое делать и еще больше, еще серьезнее размышлять…
Тяньцзинь, 27 сентября 1979 г.
Перевод В. Сорокина.
СПАСИБО ЖИЗНИ
Поезд уже миновал три станции, а соседнее место в моем купе по-прежнему пустовало. Какое счастье, что мне предстоит путешествие в одиночестве! В дальнюю дорогу надо отправляться либо с другом, либо одному, без стесняющего присутствия чужого человека. Я особенно хорошо понял это теперь, когда в отношениях между людьми произошли страшные перемены, когда всюду таятся подводные рифы, малейшая оплошность — и ты на дне. Поэтому свое собственное общество я предпочитаю всякому другому, в уединении обретая покой. Неужели только вне общества можно быть свободным? Но в чем же тогда смысл жизни?
Давно стемнело. Внезапно мне в глаза ударила вспышка света за окном, и, прежде чем я понял, встречный ли это поезд или огни станции, заскрежетали тормоза, и наш состав резко остановился. Из стакана выплеснулась вода, в соседнем купе в испуге заплакал ребенок. Почему-то в те времена машинисты останавливали поезда так, словно хотели сорвать гнев на пассажирах. Я припал лбом к холодному стеклу и вгляделся в темноту: оказывается, мы прибыли на станцию Гоцзядянь, расположенную в долине реки Ляохэ. На перроне виднелись лишь бетонные столбы, сплошь исписанные лозунгами; вокруг — ни души, и только ветер, скатав в большой ком обрывки дацзыбао, лениво гнал их прочь. Вскоре раздался свисток паровоза, скрип закрывающихся дверей, скрежет колес… поезд тронулся. Решив, что мне предстоит ночевать в купе одному, я лег, погасил верхний свет, включил ночник у изголовья и в наступившей полутьме, расслабившись и дав волю воображению, предался было тихому и спокойному течению мыслей, усладе одиночества, но тут дверь купе с лязгом открылась. Проклятие, попутчик!
Я поспешно зажег свет, но поначалу никого не увидел, затем показался огромных размеров ящик из картона, а вслед за ним мужчина средних лет. Не удостоив меня взглядом, он, тяжело дыша, сбросил зимнее ватное пальто на полку, потом втащил в купе старую дорожную сумку с испорченной молнией, перевязанную грубой бечевкой, и замызганный зеленым купоросом грязный мольберт с висящими по бокам какими-то лохмотьями. Покончив с вещами, он с такой судорожной поспешностью бросился закрывать двери, что можно было подумать, будто он ехал зайцем. Так и не поприветствовав меня, мужчина запрокинул голову, ища, куда бы ему поместить ящик. «Холодновато на улице!» — заговорил я, когда он наконец присел. Мои слова остались без ответа, вошедший, еще раз оглядевшись, потащил ящик в пустое отделение над дверью. Повернувшись ко мне спиной, он с видимой натугой приподнял его, и не успел я сделать движение, чтобы ему помочь, как он громко пустил ветры. Тьфу ты! Сроду не встречал такого бесцеремонного человека! Он не извинился, только мельком взглянул на меня бесцветными, как у заснувшей рыбы, глазами и сощурился, будто припоминая что-то. Противный тип! Поездка не обещала ничего хорошего.
Повернувшись на бок, я притворился спящим. Между тем он ни минуты не мог усидеть на месте, без конца возился и шумел. Вот чиркнул спичкой и закурил, с шумом выпустил дым, потом невнятно забормотал: «Поезд еле-еле тащится», «согреем руки», «ночной мрак, мрак, мрак…» Он, верно, не в себе, пришло мне в голову. Вот он снова заворочался, вскочил и принялся с грохотом передвигать свой злополучный ящик. Сквозь полуопущенные ресницы я видел, как, приподнявшись на цыпочки, он прикрыл ящик своим пальто, оставив открытым угол, в котором, оказывается, было проделано отверстие. Любопытство мое было задето. Там в ящике нечто нуждалось в воздухе и тепле. Очевидно, живое существо? Может быть, подумал я, он тайком провозит кур, кошку или собаку, но тогда почему не слышно никаких звуков? Ведь даже немой кролик выдал бы чем-нибудь свое присутствие. Затем, еще больше возбудив мое любопытство, этот странный попутчик забрался наверх, приложил губы к отверстию в ящике и прошептал: «Не скучай! Потерпи, на рассвете мы приедем!»