Повести
Шрифт:
Земные импульсы рожденного на Земле человека позволяют его душе после физической смерти тела включиться в космический круговорот, в то время как импульсы души не рожденного ребенка привязывают её к телу матери, не позволяя продолжить свой путь. Это не означает, что такие души находятся в аду – им не плохо, не больно. Но они не могут продолжать свой космический путь, не получив импульсы с Земли. Не бывает ненужных детей – есть не понявшие своей высокой миссии родители. Не бывает неразрешимых жизненных ситуаций, которые требуют прерывания беременности (если речь не идет об особых случаях). Любая женщина должна принять беременность как дар, как таинство, за которое нужно благодарить Небо. Высшая любовь гармонизирует пространство, создает поле чистых энергий и обеспечивает рождение здоровых, жизнеспособных детей.
– Что я
– Возьмите двух самых несчастных и больных детей из приюта и отдайте им всю накопившуюся в вашем сердце любовь, – посоветовала Олеся, – не забывая читать молитву покаяния всю жизнь.
– Но меня бросит муж, если я возьму чужих, да ещё больных детей!
– Чужих детей нет. Все они достойны самой искренней материнской любви. А что мало будет денег, если останетесь без мужа – это не беда. Детям нужна не роскошь, а кусок хлеба из рук любящей матери, – ответила Олеся.
Целую неделю после приёма Татьяны, Олеся плохо спала.
Стоило ей окунуться в сон, как возникала чудовищная картина детей в утробе матери, души которых были полны страха, боли и отчаянья, но они отчаянно сражались за свою жизнь.
Глава двенадцатая
Солнце медленно ползло за горизонт, прихватив с собой радужные краски дня, даря городу красноватую дымку. Олеся занималась с очередной посетительницей, от которой отказалась традиционная медицина. Внезапно раздался телефонный звонок. От него сердце Олеси бешено застучало. Взяв трубку, она услышала голос секретаря Глеба Ларисы. Девушка со слезами в голосе сказала, что новый самолёт, который пилотировал Глеб, разбился, врезавшись в землю. От пилота остались только часы, подаренные Глебу отцом – весь салон мгновенно сгорел.
От такого известия Олеся потеряла сознание. Придя в себя, не без помощи врачей скорой помощи, Олеся, отказалась от госпитализации, осталась дома с грудными детьми.
Похороны Олеся выдержала стойко, без слезинки на глазах. Принимать больных, которым не смогла помочь медицина, она продолжала. Но на аэродроме больше не появлялась. Она стала жёсткой, молчаливой со всеми, кроме детей и пациентов. Почти потеряла сон и свой дар – могла помогать только детям. Чтобы преодолеть тёмное время суток, молодая женщина начала писала картины, изображение на которых касалось двух тем: моря и неба. Картины получались удивительными – они были настолько реальны, словно оживали под её кистями две её любимые стихии.
Однажды, по настоятельной просьбе подруги, Олеся согласилась устроить выставку своих картин, и на следующее утро стала знаменитой. Многие люди мечтали приобрести картины за солидные деньги. Финансовый вопрос семьи был благополучно решён. Но не вопрос её постоянно болевшей души. Уход Глеба был для неё равносилен собственной смерти. Лямку жизни заставляли тянуть дети, требовавшие любви, заботы и материального обеспечения. Мир, вне общения с детьми, для Олеси перестал существовать.
Вот и всё. Жизнь треснула, как зеркало, на которое наехал трактор. Прошлое стало казаться далёким и нереальным. Будто на глаза Олеси надели чёрную повязку, не позволяющую видеть окружающее ярким, радостным, полным жизни. Её душа медленно умирала в чудовищных мучениях, тлела вместе с сигаретами, которые Олеся начала курить после смерти мужа, осыпалась пеплом, растворялась сизым дымом. От неё осталась пустая оболочка. Даже во время непродолжительного сна, окружающее казалось серым и дождливым, словно слёзы её, сдерживаемые во время бодрствования, принимали вид нескончаемого, печального дождя. В груди поселилась пустота. Хотя Олеся понимала, что не может пустота быть там, где ещё недавно билось, захлёбываясь от фантастического, нереального счастья, её сердце.
Олеся возвращалась домой после осмотра больного младенца. Сильный порыв ледяного ветра растрепал её волосы. Скорей бы уж в метро, согреться в тёплом помещении, смешаться с толпой. Возможно, там и мысли растеряются, забудутся и перестанут причинять невыносимую боль.
Сумерки растекались по улицам большого города, забирая с собой чёткие контуры зданий, деревьев, пешеходов, оставляя после своего нашествия лишь размытые тени.
Олеся медленно брела мимо тусклых фонарей и сверкающих витрин. Её город – знакомый с детства, такой родной и не изведанный полностью, незаметно наблюдал за печальной женщиной, не смея из присущей ему деликатности врываться в её опустошающее одиночество.
Метро, длинные тоннели, клапаны-турникеты. Серая безликая толпа спешащих людей. Муравейник, в котором теряешь индивидуальность, вливаясь в общий поток. Мысли отключаются, тело двигается автоматически, им управляет не мозг, а толпа, заключённая в тоннели-переходы. На нужной станции толпа выплёскивает тебя на платформу и ползущей змеёй лентой с возникающими из неё ступенями, выбрасывает из подземелья.
Серая, разбухшая от мокрого грязного снега улица. Грязная масса смеси снега, песка и антигололёдного покрытия хлюпает под ногами. Мысли, стремительно сменяя друг друга, носятся в голове. Но главная, заглушающая все посторонние звуки мысль – Глеб не мог погибнуть в своей стихии – постоянно преследует её. Красный цвет светофора, оборвавший на время движение. И снова мысли, навевающие беспросветную тоску, сжигающую душу.
Прошло три месяца после гибели Глеба. Герман с постоянством маньяка навещал молодую вдову, заваливая цветами, говоря о своей неземной любви, предлагая помощь, включающую себя в роли мужа. Олеся с трудом сдерживала неприятие его, отказываясь от помощи и, по возможности, избегала встреч. Но встретиться всё же пришлось. Герман, решивший прибрать бизнес друга к рукам, ошалевший от обилия денег (он сократил многих сотрудников) и власти, потерял бдительность. Ему нужна была самая малость – согласие Олеси стать его женой. Но Олеся оказалась в этом вопросе неприступной. Сотрудники аэродрома извещали Олесю об изменениях и, не выдержав жалоб на грубое отношения Германа к ним, Олеся приехала на аэродром, который в своё время выкупил у государства и достроил Глеб. Она и дети стали единственными наследниками. Положение Германа оказалось незавидным. Не сумев завоевать расположения Олеси, он повис на тонкой ниточке, которая могла мгновенно оборваться по распоряжению Олеси. И тогда Герман остался бы без работы.
Олеся решила пока не увольнять его, но не колеблясь, восстановила выгнанных Германом сотрудников в должности. Герман больше не исполнял обязанности директора аэродрома, став обычным штатным пилотом-инструктором.
На спортивном аэродроме вновь воцарилась миролюбивая и дружелюбная атмосфера, как при Глебе.
Глава тринадцатая
Это был странный сон. Сон-пустота, в котором ничего не было – ни людей, ни улиц, ни зданий, ничего, кроме белого тумана. Туман был таким густым, что становилось не страшно, а жутко. Он обволакивал женщину плотным кольцом, постепенно оживая. Он дышал. Сначала тихо и неуверенно, затем громче, с придыханием и стоном, словно медленно и мучительно умирающий человек. И в этом зловещем тумане Олеся мчалась по оживлённой трассе с бешеной скоростью. Впереди показался еле различимый грузовик, который она стремительно догоняла. Тормоза её машины отказали. Чтобы не врезаться в грузовик, Олеся направила машину в кювет, потеряв управление. Слетев с дороги и перекувырнувшись, машина замерла, встав на колёса. Ремни безопасности оказались заблокированы. Из-под крышки капота вырвался язык пламени. Олеся с ужасом наблюдала, как разрастался огонь. Наконец ей удалось ножом, лежащим в бардачке машины, перерезать ремни безопасности. И в тот момент, когда девушка взялась за ручку двери, раздался оглушительный взрыв. Грохот взрыва вырвал Олесю из ловушки сна. Сон оказался настолько реальным и ярким, что Олесе трудно было вернуться к сумрачному вечеру, когда под освещающим комнату торшером, она читала увлекательный детектив, внезапно провалившись в сон, словно в другую реальность.
Сон посеял в душе тревогу. Ночная рубашка, в которой она спала, оказалась мокрой и прилипла к спине. В первое мгновение показалось, что сон продолжается, только туман, словно по волшебству, сменился полумраком, в котором появились детали интерьера комнаты.
Она понимала, что на её месте был Глеб, и видела во сне последние мгновенья его жизни. Но почему была машина, а не сгоревший самолёт? После этого сна её дар стал постепенно возвращаться к хозяйке. Она сопоставляла известные детали с моментами сна и, поняв, что не справляется одна, обратилась к кузену Глеба Марку, работающему в «убойном» отделе. Марк, как опытный опер, устроил работать на аэродром свою сестру, школьную подругу Олеси, старшего лейтенанта полиции Юлию. Обладая броской, привлекательной внешностью (на что и рассчитывал Марк), Юлия сразу понравилась Герману, и он взял её к себе в секретари. Всё свободное от работы, (которой было немного) время, Юля за чашкой чая или в курительной комнате узнавала о недавних трагических происшествиях.