Повести
Шрифт:
угадывалось несколько опустевших ям-капониров да на краю рощи у столбов высилась куча
присыпанных снегом жердей, наверное, бывших подкладками под штабелями. Больше здесь ничего не
было. Дорога, отсутствие которой в поле удивило лейтенанта, белою пустой полосой лежала под снегом
– по ней давно уже не ездили.
Вдруг совершенно обессилев, Ивановский прислонился плечом к шершавому комлю сосны,
раздавленный пустотой и заброшенностью этой теперь никому уже не нужной рощи. Базу переместили.
Это было очевидным, но он не мог в это поверить. В его смятенном сознании застряла и не хотела
покидать упрямая протестующая мысль, готовая внушить, что это ошибка, нелепое злое недоразумение,
и что нужно лишь небольшое усилие, чтобы это понять. Иного он не мог представить себе, потому что он
не в состоянии был примириться с тем, что и на этот раз его постигла неудача, что огромные усилия
группы затрачены впустую, что напрасно они подвергли себя бессмысленному смертельному риску,
потеряли людей и совершенно измотали силы. Они опоздали. Он не сразу поверил в это, но, постояв под
сосной и отдышавшись, все-таки понял, что никакого наваждения не было. Была жестокая, злая
реальность, еще одна большая беда из всех бед, выпавших за эту войну на его злосчастную долю.
С усилием оторвав плечо от сосны, он стал ровнее на лыжи и слабо оттолкнулся палками. Лыжи
скользнули в шуршащем снегу и остановились. Он не знал, куда направиться дальше, впервые отпала
надобность куда бы то ни было спешить, и он оперся на палки. На сосновой ветке поблизости появилась
вертлявая сорока, все время сердито стрекотавшая на него, вспорхнув над головой, с коротким писком
нырнула в чащу синичка. Ивановский не замечал ничего. Какое-то оцепенение сковало его
расслабленные мышцы, он ни о чем не думал, он только смотрел в пустоту рощи, ощущая в себе
изнуряющую, охватившую тело усталость, преодолеть которую, казалось, не было никакой возможности.
77
Так продолжалось немало времени, но роща по-прежнему оставалась пустой и ненужной, и лейтенант
в конце концов вынужден был встряхнуться: все-таки его ждали бойцы. Прежде всего Пивоваров.
Ивановский оглянулся - боец терпеливо сидел за оврагом, там, где он и оставил его, и лейтенант
взмахнул рукой - давай, мол, сюда.
Пока Пивоваров шел по его следу к рощице, Ивановский расстегнул крепление лыж и шагнул в снег.
Наверно, тут можно было не опасаться, в пустом сосняке никого не было. Он присел на невысокий,
обсыпанный снегом пенек, вытянул в сторону ногу. Надо было решать, что делать дальше. А главное -
сообразить, как эту неудачу объяснить бойцам. Он не мог отделаться от чувства какой-то своей вины, как
будто именно он придумал всю эту историю с базой и кого-то обманул. Хотя если разобраться, так
больше других был обманут он сам. А вернее, всех обманули немцы.
Впрочем, здесь не было обмана, здесь была война, а значит, действовали все ее ухищрения,
использовались все возможности - в том числе время, которое в данном случае сработало в пользу
немцев, оставив Ивановского с бойцами в безжалостном проигрыше.
Пивоваров тихо подошел по его лыжне и молча остановился напротив. Боец непонимающе оглядывал
рощицу, изредка бросая на лейтенанта вопросительные взгляды. Наконец он догадался о чем-то.
– А что... Разве тут была?
– Вот именно - была.
– Холеры! Увезли, что ли?
– Увезли, конечно!
– Ивановский вскочил со своего пенька.
– Оставили нас с носом!
К удивлению лейтенанта, Пивоваров очень сдержанно отреагировал на его запальчивые, полные
горечи слова.
– Видно, опоздали...
– Разумеется. Две недели прошло. Времечко!
– Теперь как же? Придется искать?
– Что искать?
– Ну, базу. Приказ ведь.
Да, базы не было, но приказ уничтожить ее оставался в силе. Давно ли лейтенант сам добивался в
штабе этого приказа, который наконец и получил на свою невезучую голову. Что ж, теперь давай
выполняй приказ, лейтенант Ивановский, ищи базу, зло подумал про себя лейтенант. Однако тон,
которым Пивоваров упомянул о приказе, все-таки понравился лейтенанту, и в душе он даже
обрадовался. В случае чего, наверно, бойцам долго объяснять не придется - если это понимал
Пивоваров, то, наверно, поймут и остальные.
Беда, вначале готовая сокрушить лейтенанта, понемногу стала рассеиваться, хотя, разумеется, он
понимал, что справиться с ней непросто. По всей видимости, базу переместили на восток, поближе к
линии фронта, к Москве, - там ее и следовало искать. Если идти вдоль шоссе, обшаривая каждую
рощицу, возможно, и удастся наткнуться. Но тут он вспомнил о тех, за дорогой, о раненом Хакимове и
подумал, что, видно, искать ее не придется. Наверно, это потребовало бы массу времени, уйму сил,
гораздо больших припасов, чем те, которыми располагали они. Опять же далеко не уйдешь с
Хакимовым. Да и мудрено, не зная, отыскать в чащобе лесов замаскированный, тщательно охраняемый
объект, ставший теперь для них не более иголки, затерянной в копне сена. Впрочем, вполне может
случиться, что ее и вообще уже нет - развезли по частям и расстреляли в боях, все до последней мины.