Повести
Шрифт:
вздувшимся на ветру брезентом, потом еще и еще. Шла колонна автомобилей, в некоторых открытых
машинах возле кабин были видны нахохлившиеся фигуры немцев в зеленых шинелях. Судя по всему, их
здорово-таки пробрал русский мороз, и седоки не очень засматривались по сторонам. Лейтенант сделал
рукой знак замерзшему от напряжения Пивоварову и по краю сумета взобрался на откос.
74
Конечно, он был далек от того, чтобы надеяться на скорую удачу, на удобный для перехода момент, но
все же такого упорного невезения он не ожидал. Коченея на морозном ветру, он едва дождался, пока
прогрохотали по шоссе машины, казалось, поблизости никого больше не было. Но едва он высунулся из-
за смерзшихся на бруствере комьев, как снова увидел невдалеке немцев. Их было трое, это были
связисты. В то время как один, взобравшись на столб, возился там с проводами, двое других с
аппаратами сидели на обочине дороги - видно, налаживали связь. Из-за их спин торчали стволы
винтовок, на земле лежали мотки проводов и какие-то инструменты. Правда, занятые делом, немцы не
глядели по сторонам, но, разумеется, заметили бы двоих русских, если бы те под самым носом у них
вздумали перебегать шоссе.
Значит, опять надо было ждать.
И лейтенант уныло лежал на мерзлых, присыпанных снегом комьях и не отрывал глаз от шоссе.
Стало чертовски холодно, мерзли ноги, раненое бедро болело все больше, и эта боль все чаще
отвлекала на себя внимание. Движение на шоссе уже несколько раз то возобновлялось с наибольшей
плотностью, то несколько затихало, и тогда появлялся разрыв в километр или, возможно, больше. Раза
два подворачивался более-менее удобный момент, чтобы перебежать на ту сторону, но немцы все еще
возились со своей связью. Лейтенант три раза доставал увесистый кубик танковых часов, последний раз
показавший половину одиннадцатого. Связисты не уходили. Прошло полчаса, прежде чем тот, что сидел
на столбе, наконец слез на землю, и лейтенант подумал, что теперь, возможно, они смоются... Но немец
перешел к следующему столбу и, прицепив к ногам свои серпы-кошки, снова полез к проводам. Втроем
они о чем-то негромко переговаривались там, но ветер относил их слова в сторону, и лейтенант не мог
ничего расслышать.
Так продолжалось бесконечно долго. Ивановский уже начал оглядываться по сторонам, подыскивая в
отдалении от этих связистов какое-нибудь более подходящее место, как увидел, что возле двух немцев
на обочине появился еще один. Откуда он взялся тут, было совершенно непонятно, наверно, скрытый от
него холмом, сидел где-нибудь на дороге. Лейтенант почувствовал легкий озноб: рискни он перебегать
шоссе - и наверняка бы напоролся на этого невидимого четвертого немца. Между тем немец присел над
аппаратом, о чем-то поговорил с остальными и махнул рукой тому, что сидел на столбе, - тот начал
слезать. Пока он спускался, эти трое встали, не спеша разобрали свои сумки и ящики и направились
вдоль по дороге.
На этот раз они остановились в значительном отдалении от рва, на столб уже никто из них не полез, и
лейтенант глянул в противоположный конец шоссе - теперь, видно, надо было решиться. Но прежде
следовало как можно ближе подойти к дороге.
Он сполз с откоса на дно рва, сильно потревожив раненое бедро. Пивоваров вскочил со своего
насиженного в снегу места, Ивановский молча кивнул головой, и они, прижимаясь к крутой стороне
откоса, быстро пошли по рву вниз. Тут их уже легко могли увидеть с дороги, и лейтенант скоро упал за
поперечный сумет, вжался в снег, рядом проворно зарылся в снег Пивоваров. Опухшее от холода и
бессонницы мальчишечье лицо бойца застыло в предельном внимании, время от времени лейтенант
перехватывал его тревожный, вопрошающий взгляд. Находясь на дне рва, боец абсолютно ничего не
видел и во всем полагался на командира, который теперь принимал решения, так много значившие для
обоих.
Но отсюда уже и сам лейтенант ничего не мог увидеть и вынужден был полагаться на слух, чутко
улавливая все разрозненные и переменчивые звуки, долетавшие к ним с дороги. Конечно, это был не
самый надежный способ из всех возможных для перехода, но другого у них не оставалось. Дождавшись,
когда урчащий гул дизелей на шоссе несколько ослаб, и не уловив поблизости никаких новых звуков,
Ивановский сказал себе: «Давай!» - и вскочил.
В несколько прыжков по глубокому снегу он достиг придорожного окончания рва, выглянул из него -
шоссе поблизости действительно было пустым, хотя на дальний пригорок он просто не успел бросить
взгляда, с бешеной прытью, пригнувшись, он выскочил на укатанную твердь шоссе и размашисто
спрыгнул в сумет на дно следующего отрезка рва. На бегу он с удовлетворением отметил за собой
тяжелое дыхание Пивоварова и изо всех сил припустил по дну к недалекому уже повороту. Через
несколько прыжков, однако, он опять стал различать напряженное завывание моторов и в беспокойстве
внутренне сжался, ожидая криков или, может, выстрелов. Но он все-таки успел скрыться за поворотом.
Пивоваров несколько опоздал, но лейтенант, оглянувшись, увидел, что машины появились секундой