Повести
Шрифт:
– Полковник не хочет разбираться, товарищ генерал, - выпалил Ивановский. Генерал метнул острый
вопросительный взгляд в сторону лейтенанта, потом - полковника. И лейтенант, чувствуя, что тут что-то
раз и навсегда решится, добавил: - Артиллерийская армейская база в шестидесяти километрах отсюда.
70
Несколько эшелонов боеприпасов, охрана минимальная, вокруг проволочный забор в один кол. Можно
уничтожить.
– Вот как? Вы уже и разведали?
– сказал генерал и повернулся к нему всем корпусом в распахнутом
полушубке, из-под белых бортов которого коротко блеснула эмаль орденов. Голос его уже оттаивал,
лейтенант с радостью отметил это и тут же решил выложить все напропалую.
– Запросто можно взорвать. Или сжечь. И наступающие на Москву немцы останутся поэтому без
боеприпасов.
Он тотчас пожалел о своей опрометчивости, видимо, сразу охладившей только что вспыхнувший к
нему интерес генерала, который что-то неопределенное буркнул в воротник полушубка и опустился
возле стола на скамейку. Остальные остались стоять на своих местах.
– Говоришь, запросто? Пых - и немецкие войска без снарядов? Так, что ли?
– Не совсем так, товарищ генерал, - пытался исправить свою оплошность Ивановский. - Мы уже
пытались, но...
– Уже и пытались? Успели. Ну и что же?
– Двоих потеряли. В том числе капитана Волоха.
– Вот то-то, лейтенант. . Как тебя? Ивановский. С кондачка не возьмешь, с головой надо. Но он
молодец, - сказал генерал, обращаясь к полковнику.
– Если так, пошлите его с группой. Дайте человек
десять. Займитесь этим. И без промедления.
– Он без проверки, товарищ генерал, - тихо вставил полковник. Генерал недовольно двинул бровями.
– Ерунда! Его уже проверяли. Немцы проверили. А это вот будет второй проверкой. Я скажу Клюзину.
–
И, повернув голову к просиявшему лейтенанту, сказал, ободряюще повысив голос: - Готовьте группу,
лейтенант. Вот с ним. Послезавтра доложите о готовности. Ясно?
– Есть!
– не произнес, а почти по-ребячески восторженно выкрикнул Ивановский и, лихо козырнув,
закрыл за собой дверь.
Назавтра ему повезло меньше. Полковник, к которому он снова пришел поутру, отправил его к какому-
то майору Коломийцу, лейтенант прождал этого Коломийца полдня, и когда наконец дождался и передал
приказание полковника, тот тихо этак сразил его первой же фразой:
– А где я возьму людей? У меня никого нет, остался один ездовой.
Почувствовав, что опять все рушится, Ивановский не стал больше ничего выяснять или доказывать, а,
полный новой решимости, скорым шагом направился к высокому дому с красивыми ставнями. Конечно,
его туда не пустили, он затеял глупую и безуспешную ссору с невозмутимым часовым у крыльца и просто
уже был в отчаянии, когда дверь в избу внезапно распахнулась и на пороге появился сам генерал. Он не
сразу узнал вчерашнего лейтенанта, и тому пришлось снова назвать себя и дрогнувшим голосом
сообщить, что с организацией группы ничего не выходит. Генерал гневно сверкнул глазами, словно в этой
неудаче был виноват сам Ивановский.
– Как не выходит?
– Нет людей, товарищ генерал. Полковник послал...
– Зименькова ко мне!
– бросил он кому-то, кто стоял у него за спиной, и тот проворно скрылся в сенях,
куда, ни слова больше не сказав, удалился и генерал. Ивановский остался стоять у крыльца один на
один с часовым, который с молчаливым злорадством посматривал на него. «А все-таки не пройдешь», -
было написано на его физиономии. Но лейтенант уже не рвался в эту просторную избу. Он покорно
прождал минут двадцать, пока на крыльце не появился старший лейтенант в новом полушубке с
маузером через плечо.
– Идите к капитану Зименькову и получите людей. Завтра в тринадцать ноль-ноль генерал ждет с
докладом о готовности группы.
– Есть!
– сказал Ивановский. Он не спросил даже, кто этот капитан Зименьков и где его искать, -
пришлось разузнавать об этом у коноводов на улице. И действительно, к вечеру у него на руках уже был
список из восьми бойцов и одного старшины; десятым в этом списке значился он сам.
И лейтенант начал готовиться.
Кроме людей, надлежало получить боеприпасы, бутылки КС, взрывчатку, два метра бикфордова
шнура. Четверо из девяти были в обтрепанных шинелишках без телогреек, нужно было их
переобмундировать. Кто-то долго не хотел выдавать маскхалаты (на накладной не было подписи
старшего начальника); за лыжами пришлось ездить в тыловую, за пятнадцать километров, деревню.
Последнюю ночь перед выходом он едва прикорнул пару часов, поел только раз за день, выстоял на трех
инструктажах, но в тринадцать тридцать все-таки привел группу к высокому с красивыми ставнями дому.
На этот раз его беспрепятственно пропустили внутрь, и он с трепетной радостью доложил о готовности
выполнить боевой приказ.
Генерал закончил телефонный разговор и положил трубку. Как был в меховом поверх гимнастерки
жилете, молча вышел во двор, где, выстроившись по команде «смирно», ждали девять бойцов с
Дюбиным во главе. Генерал молча прошелся перед этим строем, осмотрел все, и на его немолодом уже,
в морщинах, с провалившимися щеками лице впервые за время своего пребывания в штабе Ивановский