Поводыри на распутье
Шрифт:
– Здорово Бобры вчера черным врезали!
– Не Бобры, а Рауль Хмурый.
– Точно тебе говорю – Бобры! Крутые ребята…
Это двое парней у бочки с соевым супом: продавец и клиент. Обмениваются впечатлениями так громко, что проходящий мимо Хасим слышит каждое слово.
– Будут сегодня героями на карнавале ходить…
Бочка с бурлящим варевом осталась позади, а голоса вокруг не умолкали. В плотной толпе не спрятаться от чужих разговоров:
– Два магазина спалили, сволочи, добрались, паскуды, когда безы отступили.
– Дерьмо.
– Мне в
Двое мужчин в новомодных белых рубашках навыпуск и черных брюках. Только вылезли из блестящего «Форд Мамба 12Z» и уверенно рассекают поток, направляясь к дверям дорогого кафе. Деловые. На Сухаревке таких много – престижный район.
– Европейский Исламский Союз готовит ноту протеста… – вклинивается бубнящий последние новости уличный монитор.
– Сегодня отобьешь убытки, на карнавале…
– …платье новое купила, дура. Я ей говорю: не позорься! Кто на тебя позарится…
– …храмовник на Таганке. Черенки хотели дом спалить, а оттуда прятки. Восьмерых положили!
– А безы?
– Что они пряткам сделают? С Мутабором даже Мертвый не связывается…
– …афишу сорвали. Так их канторщики отметелили…
– И правильно – нечего карнавалу мешать…
Именно к этой теме – к Балу Королевы Осени – сводились в конечном итоге болотные разговоры. Долгожданное событие затмило все. К Балу готовились владельцы заведений и безы, воры и проститутки, попрошайки и законопослушные граждане. Прихорашивались и завозили спиртное, чистили оружие и проводили последние репетиции шоу-программ, облизывались в предвкушении и принимали таблетки от головной боли.
Карнавал длился два дня и три ночи, но самыми значимыми считались открытие и заключительный Бал, первая и последняя ночи, собирающие максимальное количество участников.
– Приходите в «Кобру и Гадюку»! Только у нас…
– Бесплатные закуски всю ночь!
– Лучшие девочки и мальчики!
– Самая надежная охрана!
Реклама лезла отовсюду. Визжала из уличных мониторов и ласково нашептывала в «балалайку», пестрела на стенах и лезла в руки яркими буклетами. Чума беспорядков ушла, не могла не уйти: срыв карнавала Кауфману бы не простили. Пришло время пира.
– Знаменитые танцоры ушу из Пекина!
– Самый богатый выбор разрешенных наркотиков!
– Новейшие трансеры-проститутки! Премьерный выход! Девственницы!!
Секс и шоу, алкоголь и химия. Снова секс. Во время Бала становились доступными богатые каперские метелки, чистенькие и умелые. В водовороте карнавала, в мельтешении масок… В любом углу, не стесняясь посторонних глаз. Или на виду, под хохот мимолетных приятелей, обливающих вас вином…
Пир после чумы.
Пир вместо чумы.
«Даже в независимых Анклавах, где жизнь сковывают минимум запретов и правил, приходится вводить праздники абсолютной свободы. Дни, когда забываются сословные различия…»
Окружающий мир наконец-то пробил оборону Урзака, мрачная сосредоточенность уступила место мыслям, не относящимся к делам. Банум даже шаг замедлил.
«Отрешаясь от запретов, они
Любая Традиция несет комплекс запретов, ограничивающих свободу адептов. Во благо? Безусловно. Но что есть карнавал? Способ выпустить пар или Истина, весело хихикающая в безумных ночах и намекающая ревнителям Традиций, что там, за чертой, их игры и запреты не имеют смысла?
Мысли посторонние… Не запретные – для Урзака давно уже не существовало запретов, – просто посторонние. Но любопытные. Было бы интересно поразмышлять над ситуацией, сидя у камина. Почитать, что писали на эту тему теоретики различных Традиций, сравнить.
А вслед за мыслями нахлынули чувства. Мир вокруг неожиданно перестал быть потоком сухой информации. Обрел душу. И она посмотрела на Урзака блестящими глазами идущих навстречу девчонок, звоном разбившегося где-то стекла, запахом жарящихся лепешек. И Банум остановился, удивленный столь неожиданно накатившими ощущениями, медленно отошел к стене, не желая стоять на пути потока пешеходов, огляделся…
И понял, что послужило толчком к столь странному состоянию.
Сухаревка.
Нигде больше, ни в одном другом Анклаве, Урзаку не доводилось видеть подобной улицы.
В самом центре плотно заселенной территории, но одноуровневая. Дома многоэтажные, но ни пешеходных дорожек, ни бетонных ярусов мостовых над ней нет. Привычный гомон, обыденный шум, тысячи людей… И взгляд спотыкается на сосредоточенно работающем чеканщике. Результаты его труда выставлены тут же: подносы, кувшины, кубки. А рядом другая посуда – глиняная, расписана яркими птицами, словно сошедшими со страниц детских сказок. И свистулька. Тоже глиняная. Урзак не удержался – подошел, взял в руку. Как сомнамбула подошел, с трудом контролируя себя. Тихонько дунул.
Настоящая.
Вот деревянные куклы, марионетки, истории приключений которых дети придумывают сами. А вот тряпичные. Такие неуклюжие на фоне штампованных на конвейере пластмассовых красавиц и такие теплые, мягкие. Не авторские работы для верхолазов – Банум понял это по ценам, – игрушки, хранящие тепло человеческих рук, которые мог купить любой обитатель Болота.
Здесь шили одежду и обувь. Делали ковры. Украшения. Безделушки. Играли уличные музыканты, не на электронных пианолах, пронзающих толпу не хуже очереди из «дрели», а на настоящих, казалось давно забытых инструментах. Урзак услышал домру. Но не подошел – хватило свистульки. Хватило, чтобы понять, в каком необычном месте он оказался.
Заурядные лавки и магазины, предлагающие программы и гаджеты всех мастей, органично вписывались в Сухаревку, не нарушая ее нереальный облик.
Прошлое соединилось с будущим. Не исчезло под натиском прогресса, не отступило, а мирно уживалось с ним, способное предложить бесценные для современного мира вещи: душу и память.
«И именно здесь живет Патриция Грязнова. – Урзак сумел совладать с эмоциями. Взял себя в руки. Вернулся к делам. – Случайность? Какая, к чертовой матери, случайность?!»