Поводыри на распутье
Шрифт:
Улица прошлого не могла возникнуть сама. Чувствовалась чья-то рука. Чувствовалась воля, запретившая строительство многоуровневых мостовых и высотных башен. Кто-то хочет жить в Анклаве, но не терпит архитектуру мегаполиса. И Банум догадывался, кто это может быть.
Но при этом не ощущал присутствия врага.
«Ты силен… Тем лучше. Пришло время взглянуть на твое логово…»
Особняк антиквара Грязнова должен был появиться вот-вот, через пару домов. Урзак решительно двинулся вперед, сделал несколько шагов, и…
Два потрясения подряд?!
Первый этаж следующего дома занимало заведение, вполне уместное для Сухаревки: «Салон
Женщина увлеченно таращилась в экран коммуникатора – судя по всему, переживала совместно с героями романтического сериала очередную трагедию, потягивала лимонад и жевала печенье. Почувствовав пристальный взгляд Хасима, женщина подняла голову и огляделась. Цветы и ленты пришли в движение.
Но Урзак опередил толстую предсказательницу буквально на секунду. Метнулся за угол и прижался спиной к стене, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Сердце его билось часто-часто – казалось, готовится вырваться наружу. Глаза широко раскрылись, взгляд остановился, ни искорки мысли, только оторопь, только изумление. Банум шевелил губами, и если кто-нибудь смог бы разобрать тихий шепот, то услыхал бы:
– Мадам Усоцкая? Мадам Усоцкая?
В последние несколько месяцев Пэт не доводилось просыпаться в хорошем настроении. Впрочем, не пребывала она и в депрессии, не испытывала по утрам щемящей тоски, просто просыпалась и «на автомате» погружалась в обыденность: почистить зубы, умыться, позавтракать, отправиться в Университет. Даже покупка красавца «Плуто» не подарила девушке радостного утра, ибо его приобретение случилось незатейливо: она потребовала, Грязнов немного поворчал, но уступил. Целый день умчавшаяся кататься Пэт была счастлива, как ребенок, однако по возвращении домой сознательно сдержала эмоции, не показала Кириллу своей радости. Сдержала. Не показала. И следующее утро стало таким же обыденным, как предыдущие.
Пэт признавалась себе, что скучает по почти забытому ощущению – прекрасному утреннему настроению. Когда, открыв глаза, ты улыбаешься. Не кому-то или чему-то, а просто так. Когда чувствуешь себя бодрой и отдохнувшей независимо от того, сколько времени спала. Когда весело потягиваешься, предвкушая отличный денек.
Когда тебе хорошо непонятно почему.
Потом, через пару мгновений, когда растворится в дыхании очарование сна, ты вспомнишь, почему все вокруг кажется добрым и светлым: приятный сон или хорошая книга на ночь, предстоящее свидание или долгожданный подарок… Ты возвращаешься в реальный мир.
А в первые мгновения ты просто наслаждаешься замечательным настроением.
Победа в гонке? Счастливое избавление от толпы погромщиков и засевших за баррикадой стрелков? Глаза Руса? Руса – друга? Предстоящий карнавал? Все эти события – и уже случившиеся, и только ожидающиеся, и подарили девушке радостное чувство.
Напевая популярную песенку, Пэт выскользнула из-под одеяла и неожиданно для самой себя сделала пару танцевальных па.
Грязнов
– Не возражаешь?
– Нет.
Кирилл опустился в полукресло, положил на стол карманный коммуникатор, по экрану которого беззвучно бежали новости, провел ладонью по короткому ежику волос и произнес:
– У меня много дел сегодня, так что, пожалуй, это наша единственная возможность поговорить.
– А ты хочешь?
– Да.
– О чем?
Пэт никогда не грубила антиквару, но предпочитала держать его на расстоянии.
– Мне нравится разговаривать с тобой, – сказал Грязнов после паузы. – Я испытываю довольно странные чувства… незнакомые… и они мне нравятся. – Он выглядел несколько смущенным. – Я не могу объяснить… наверно, это приходит с возрастом.
Девушка поймала себя на мысли, что верит: видела, что Кирилл тянется к ней.
«Одинокий стареющий мужчина…»
– Кстати, почему у тебя нет детей?
Вопрос прозвучал не грубо, но и не мягко. Коряво прозвучал. Но антиквар решил не обижаться.
– В каком-то смысле они у меня есть, – медленно ответил Кирилл. – Люди, которые разделяют мои идеи, принципы. Люди, которые продолжат мое дело.
– А кровь?
– Это важно? – поднял брови Грязнов.
Черт, а вот этого она не ожидала, не собиралась вступать в серьезный разговор. Пэт собралась с мыслями.
– Важно. – И пояснила: – Мой Дед был богатейшим человеком в мире. Но я знаю, что сложись его судьба иначе, он бы достиг высот в других областях: стал бы великим воином или политиком, великим художником или писателем, великим инженером или великим преступником. Не важно. Он был сильным и умным, он умел добиваться своей цели, несмотря ни на что. И я горжусь, что в моих жилах течет его кровь.
– Кровь – это важно, – согласился Кирилл. Помолчал, перебирая четки, улыбнулся: – Ты поэтому мне не доверяешь? Коробит, что вынуждена называть отцом чужого человека?
И с удовлетворением отметил, что девушка не отвела взгляд.
– Ты прав – из-за этого.
На некоторое время в столовой повисла неловкая тишина.
– Я понимаю, что тебе пришлось пережить, – глухо произнес Грязнов. – И… поверь, сделаю все, чтобы твоя жизнь наладилась.
– А почему ты это делаешь? – неожиданно спросила Пэт. – Почему прячешь меня? Почему рискуешь? Что пообещал тебе Дед? Акции?
Несколько месяцев назад, получив последнее послание Фадеева одновременно с известием о его смерти, измученная похищением и последовавшими за ним страшными приключениями, Петра не задумалась над этим вопросом. Сказал Железный Ром: оставайся у Кирилла, она осталась. Но время шло, раны рубцевались, и теперь ей захотелось узнать, что заставило Грязнова пойти на риск, влезть в игру, которую вели самые крутые верхолазы. Деньги? Вряд ли. Владелец процветающей антикварной фирмы, имеющей филиалы во всех Анклавах, мягко говоря, не бедствовал. К тому же девушке было известно, что Кирилл занимает пост регионального менеджера могущественного Консорциума – всемирной сети контрабандистов, – что делало разговор о деньгах бессмысленным. Консорциум оперировал суммами, сравнимыми с оборотами крупнейших корпораций. Возможность войти в круг верхолазов? Тоже нет. Грязнов не скрывал, что в свое время отказался стать полноправным компаньоном Фадеева. Тогда что?