Это, верно, было так:Я на белый свет явился.Я семь дней уже – не там.Вот он, я – не запылился…Распелёнутый, нагимЯ лежал, не понимая,Что родня поёт мне гимн,Вся по случаю хмельная.Наклонялись надо мной,Волосёнки нежно гладя,Сват, соседка, кум с кумой,Брат двоюродный и дядя.А свояк надрывно пел,Подпевала баба Тома.Словно буря, «гром гремел»,Сотрясались стены дома…Расходились по снежку.В январе темнеет рано.И отец, хватив лишку,Тоже
пел про атамана.И басил хмельной отец,Потому как выпил сильно:«Ай да Дуня! Молодец,Подарила-таки сына!»
«Сон я видел: мамою клянусь…»
Сон я видел: мамою клянусь,С места не сойти и провалиться! —Будто бы война пришла на РусьИ врагом окружена столица.Как попал я в пекло – не пойму.Снится бой – и никуда не деться.Всё в дыму, идёт война в Крыму —Есть такая присказка из детства.Вот я у окопа на краю,Вот бегу, рванув рубахи ворот…Иногда бывает, что в боюЯ повержен наземь, а не ворог.Но и враг убитый снится мне…Сон я пересказываю маме.А она мне: «Ты шептал во сне:«Братцы, братцы, не Москва ль за нами?..»
Рассказ друга
Я проболел тогда всю зиму,Так долго сроду не болел.И всё же хворь, тянув резину,Я в феврале преодолел.Однажды окна отпотели,Узор оттаял ледяной,И обозначились потери,В душе не принятые мной.Узор морозный, тонко соткан,Скрыл перемены во дворе.Пока болел, была высоткаПостроена на пустыре.Я поглядел в окно устало,Ребячьих не скрывая слёз.Где вырос дом, дерев не стало.И клён исчез, и пять берёз.Что сталось с милыми моими?Вы где, берёзоньки и клён,Где на стволе я резал имяТой, был в которую влюблён?Я проболел тогда до марта,Лишь по весне я стал вставать.«Деревья жалко, а дома-то,Дома нужны!» – сказала мать.Я, помню, маме не перечил.Я в лес, поправившись, сходилИ у высотки той под вечерБерёзу с клёном посадил.
«У сестрёнки я гощу, у В'aлюшки…»
У сестрёнки я гощу, у В'aлюшки.Я добрался на метро до Битцы.Я уже не разеваю варежкиНа дома высокие столицы.Я не дружен с датами и числами.Но при строе, помнится, советском,Как-то развели меня, обчистилиВоры на вокзале Павелецком.Было. Восхищался белокаменной,И по ней передвигаясь пешим,Замечал я, что она с лукавинкойИ пренебрежением к приезжим.А рожденьем я обязан городу,Где мы в детстве босыми ходили,Где домов многоэтажных от родуОкромя церквей не возводили.Лепота – дома с резными ставнями.Вешний луг в ковёр цветастый соткан…Отчий край мы навсегда оставили,Мы теперь, сестра, живём в высотках.Ты живёшь в столице, я – в провинции.Дети – наше главное наследство…Снова, Валя, мы с тобою свиделись,Вновь за чаем вспоминаем детство.
«Я в августе спешу скорей…»
Я в августе спешу скорейВ овражный домик,Где мне подвластны ямб, хорейИ даже дольник.Невольник, я обрел покойВ овражном доме.Давно я грезил о такойДушевной доле.Я долей этою в тишиВполне доволен.Наточены карандаши,А с колоколенНесётся благовест густой —Звонят. Успенье.Душой приемлю быт простой:Начать успел яТебе, душа моя, стихиСветло и грустно.Вчера – удача! – для ухиПоймал подуста.Не густо, да. Но – три ерша!Уха, короче,Навариста, моя душа,И даже очень…В домах на спуске у Оки,Не зная скуки,Век доживают старики,Гостят их внуки.И я гощу в одном из них,В каком – не важно.Пишу стихи, я не ленивВ быту овражном…
Касимов
А ты меня порадовал,А ты рассветной раньюС реки глядишь Саратовом,Самарою, Казанью.Брожу, любуюсь вечеромНа новь, на старину.На минарета свечечку,Сойдя к реке, взгляну.Он прочен, он на якоре.Года прошли, и вотЯ уже еду с ярмарки,Ему – всего пятьсот.На Набережной улицеРезная городьба.Стоят и не сутулятсяВъездные два столба.А за рекой на озере,Как зеркало, вода.Там с бредешком елозилиМы в юные года.Над церковью, над пристанью,Над парком – птичий гам.Шумит толпою истовоБазар по четвергам.Грибов, ухи отведаю.Прощанию не рад,Во вторник или в среду яУеду в Волгоград.И там зимою длинноюМой потревожит сонКасимовский, малиновыйЦерквушек перезвон.
2
«Не перестали сниться…»
Не перестали сниться,Как пух тополей, легки,Короткие, как зарница,Младенческие деньки.Ещё с мальчишеской спесьюВ немыслимой вышинеЛетаю по поднебесьюСтраны, не ведомой мне.А наяву, старея,Уж я не пру на рожон,Влачу судьбу Водолея,Суровой зимой рождён.Как лето, наш век недолог.Забочусь по мере силО тех, кому вроде дорог,А может быть, даже мил.О детство, лишь ты священноБасовой струной звеня,Январской пурги крещендоКрестило в ночи меня.Со вторника до субботы,С субботы до четвергаБезумные артналётыВершила тогда пурга.С дорог, до весны распятых,Позёмок ползли ужи…В холодных пятидесятыхВы, снов моих миражи!
«Даром слова наделён…»
Даром слова наделён,Существую, сердцем юн,Восемнадцать тысяч дён,Синих сумерек и лун.Проживаю, лунь седой,Я и ныне, как вчера.За духовною едойКоротаю вечера.По карманам и в кошельУтром сунется рука:На табак и вермишельНе хватает пятака.Вон соседи – будь здоров!Пятаками грядку сей.Сто кролов и пять коров,Куры, десять поросей.Жизнь соседская – лафа.Подъярёмный труд вола…Что ценней: моя строфаИли шапка из крола?
«Столетья треть – с шестидесятых…»
Столетья треть – с шестидесятых,чтимых,Глотнув свободы, угодив в застой,До девяностых, смутой отличимых,Слагаю стих на дудочке простой.В полночный час былое перерою.И в сутолоке дня, и в тишинеКарандашом и ручкой перьевоюО, как порой светло писалось мне!Не завожу архива, не коплю яЧерновики стихов. Какая грусть!Их ненасытныйпоглотил компьютер,Как формулу, запомнил наизусть.И всё-таки, мой друг,не в ИнтернетеЖивут стихи. Им тесен чуждый мир.Они – российский неуёмный ветерИ разума великолепный пир.Одно я знаю, что без этих песен,Подслушанных однажды на юру,Я скучен буду и неинтересен,Как и мои собратья по перу.
«В крайний миг бытия, когда выдох и вдох…»
В крайний миг бытия, когда выдох и вдохНе уловит и зеркальца ясная глубь,Скорбь речною водой, устремлённою в дол,Захлестнёт её тяжко по самую грудь.И сойдутся соседи, сбежится родня,Несмотря на рассветной поры полумрак.«На кого и почто ты покинул меня?» —Ей захочется крикнуть, и не сможет никак.Как в такие морозы могилу копать?Разве что под кострищем земля отойдёт…Посылать или всё-таки не посылатьТелеграммы всем тем, кто далёко живёт?..Лишь позднее, на снежном погосте, когдаБудет муж её в стылую яму зарыт,От груди отойдёт, и решится вдоваНаконец-то расплакаться горько, навзрыд.Да, увы, холодна её ныне кровать,И уж время не в гору, а круто с горы.Но кому, как не ей, суждено подниматьГодовалых внучат до смышлёной поры?..