Дорожный плащ ещё советских лет.Как водится, присяду на дорожку.Я еду. Я купил уже билет,Я у соседей оставляю кошку.Я так давно мечтал об этом дне,Чтоб наступил он, радостен и светел,Чтоб вёрсты полосатые одне,Как молвил Пушкин, и попутный ветер.Одна беда – в попутчиках балбесПривязчивы – совсем ему не спится.И всё-таки мне мил полночный рейс,Ведь новый день в дороге народится.Я еду. Небо начало синеть,А на востоке занялось медово.Волнуюсь до мурашек по спине,Не верится, что скоро буду дома.Я шлю привет берёзе и сосне,Осину привечаю – непоседу.Я еду, еду. Помолчи, сосед,Не отвлекай, читай себе газету.Да, в сотый раз устроили теракт.Да, мы живём меж миром и войною.Ты не мешай окно мне протиратьИ любоваться милой стороною.Сосед ворчит: «Паришь на воздусях!Теракт устроить – это как два пальца…А между тем вон та, что на сносях,Вполне шахидкой может оказаться!..»Меня соседу не дано понять.«Молчи,
сосед! Любуйся на дорогу.А быть чему, того не миновать.Ещё, как видишь, едем, слава Богу…»
«Село как село. И означу его я числительным…»
Село как село. И означу его я числительным —Россия огромна! – означу числом семизначным.Летую в селе и озоном дышу очистительным.Здесь места хватает и нам, и строениям дачным.Сажаю картошку. Родник посещаю с бидонами.Водичка вкусна. Для питья хороша и засолки.Рыбалю на зорьке. Пинг-понгами и бадминтонамиЯ не увлекаюсь и не посещаю тусовки.Весною сады здесь наряды несут подвенечные.Здесь утренних зорь и вечерних чудесны румянцы.Здесь есть старожилы и пришлых в избытке,конечно же.Представьте себе, есть чеченцы и даже афганцы.Ты здесь поживи и подметишь обидные мелочи.Вот кто-то уже с петухами проснулся до свету.Он вечно в делах, а другие живут, не умеючиНи сеять ни жать, и стремления к этому нету.Я всё ещё смею Россию, как прежде, могучеюВ стихах называть… Вы куда, журавлиные стаи?С пчелиной семьёю и с развороченной кучеюЖилья мурашей тебя сравнивать не перестали.Со временем всё отчеченится, всё отафганится,И злоба исчезнет. У всех будут добрые лица.Всё скоро должно утрястись, как сейчас,устаканиться,С высоких трибун говорят, на родимой землице.
«Июль-сенозорник, грозой и жарою ошпаренный…»
Июль-сенозорник, грозой и жарою ошпаренный,Шалит в огороде и клонит созревшие нивы.Приписан к Николе, оврага Никольского парень, яСменил местожительство и проживаю у Нины.Живу-поживаю в дому у оврага Успенского,В огромном дому, здесь и полк разместится поротно.На днях прочитал пастораль англичанина Спенсера.Они недурны, стихотворные эти полотна.Люблю тишину, и о ком там сейчас в телевизореУбойный идёт сериал, я не ведаю это.В дому у меня, командира словесной дивизии,Свой угол имеется – столик и два табурета.Ходил за грибами край леса, где тихая старица.Сидел на пеньке, всё смотрел на посевы гречихи.Вчера навестил меня Влас, что всегда заикается,А следом, узнав о приезде, зашёл Ермачихин.У Жени не речь, а стрельба, пулемётная очередь.Торопится очень, слова произносит нечётко.Я им рассказал о делах и, конечно, о дочери,Что стала замужней и мне подарила внучонка.Нас Нина, поскольку жара, накормила окрошкою.Листва от жары вся местами окрашена хною.Когда свечереет, свою пастораль у окошка яПродолжу писать, очарован родной стороною.
«Ох и ругались вчера поутру две товарки…»
Ох и ругались вчера поутру две товарки!Разгорячились, за словом в карманы не лезли.Не уступали друг другу, на брань тороваты.Как эти ссоры молодок милы и прелестны!Слушая брань, – это чья ж сторона здесь повинна,Чья неповинна? – из окон глазели соседи.Всё с пустяка началось. «Твои куры, Полина,Все у меня. Ты держала бы их на насесте!» —«Ты б за своими следила! А не было развеИ на подворье моём твоих шустрых молодок?Давеча, Варя, – забыла? – твой боров чумазыйРылом картошку копал на чужих огородах.Всё б вам чужое грабастать – порода такая!Надо же, добрые люди, мешает ей квоча!Справно живёшь, своему мужику потакая,И на чужих заглядеться, однако, охоча…»С физиономией, в гневе краснее, чем свёкла,Варя сказала отчётливо, злобно и глухо:«Кошка блудливая ты! На родимого свёкраГлаз положила. Мне жалилась ваша свекруха».И понеслось, и поехало! Как не устали,Не понимаю, луженой орудовать глоткой:«А за тобой по селу кобелиные стаи!» —«А ты ночами торгуешь палёною водкой!»Чуть пошумели, но кончилась кумушек свара.Тянется в хлопотах день, отгоняющий мысли.Вечером обе они, как ни в чём не бывало,Рядом на брёвнах сидели и семечки грызли.
««В гости зайдите!», – рукой нам с крыльца…»
«В гости зайдите!», – рукой нам с крыльцапомахали.Мы и зашли – у соседей такое бывает.Ходит царицей свекровь по своей шемахани,Робко сноха по одной половице ступает.Кружит по дому сноха бестолковою белкой.Голос её молодой, что мышиные писки.Руки протянет за мелкой красивой тарелкой —«Эти не трожь! Принеси нам глубокие миски».Щедрость свекровь демонстрирует перед гостями.Будет о чём на досуге гостям потрепаться.Хлеб нарезает огромными, в лапоть, ломтями —Я не совру, толщиною, наверно, в три пальца.О, эти взоры снохи, не скрывающей злости!«Вы ведь из города, знаете все этикеты.Вы уж простите её, бестолковую, гости,Что она рядом с селёдкою ставит конфеты».Жесты, команды и взоры свекрови сердиты,Но и снохи, я заметил, опасны укусы.О, эти снох со свекровями тихие битвыИ в белокаменной, и в Сталинграде, и в Курске!
«Рыбу ловить очень просто. Желательно удочек пару…»
Рыбу ловить очень просто. Желательно удочек паруИ для улова садок, можно, конечно, и жбан.Если затеет любезная с вечера ставить опару —Тесто сгодится. Неплохо бы жмыха кусманВзять для привады. Надёжное, верное средство!За неимением надо, конечно, пшена наварить.Место для лова найди,чтоб вокруг никакого соседства.Скромно на «вы» ты с природой начнёшь говорить.Надо навозных червей.Червяки не толсты и не тощи.Ну а опарыш длиной миллиметров не боле шести.Доброго сна пожелай дорогой,разлюбезнейшей тёще.Ночью с женою не спи,чтоб рыбацкий закон соблюсти.Да, только так! И – ни слова, о друг мой, ни вздоха!Перелистай перед сном умный, солидный гроссбух.В нём говорит Сабанеев, что ловится рыба неплохоНа кукурузу, перловку и даже на комнатных мух.Плюй на крючок, и на донку пытайся – потрафит.Как землепашец в полях, водную гладь борони.Если, бывает, полезет в башку несуразное «на фигВсё это надо!» – ты мысли дурные гони.Что, не клюёт? Поблаженствуй, раскинув фуфайку,В мыслях с Полиной – соседа Ивана женой.Если не будет улова, сошлись на старинную байку,Что и у рыбы случаются праздники и выходной.
«Полины муж ледащий, а родитель…»
Полины муж ледащий, а родительТабак не курит и не пьёт вино.Вчера ходила в дальнюю обитель,Зазря сожгла две свечки, как бревно,Перед Марией и пред Параскевой.Не помогло. Густой повыпал снег.Двор замело. Ведь если пораскинуть:Он закатился, девонька, твой век!Не помогает. Целый год настырноИвану на ночь, утром и в обедДавала пить лимонник и ятрышникОт слабости мужской и разных бед.Иван в больнице, в городе, далёко.О, как одной тоскливо в вечеру!Намедни «на снохе ночует свёкор,Чтоб не гуляла», пели по селуДурацкую частушку. Пела Варя.Нет, это не соседка, а урод!Сама мне как-то травного отвара —Поможет! – приносила прошлый год.Нет, не ложится картою козырнойПолины жизнь, хоть умирай с тоски.А Поликарп – хорош! В сенях как зыркнет —И сразу кровь кидается в виски.Свекровь терзает подозреньем гнусным.Она сынку харчи кладёт в суму.А свёкор стал задумчивым и грустным,И Поля понимает почему.
«Черна Федосья Павловна, смурна…»
Черна Федосья Павловна, смурна.Судьба и честь поставлены на карту.Болеет сын. Иванова жена,Похоже, строит глазки Поликарпу.Лекарство пьёт. Пустырник и укропНастаивая, старится в обиде.Они чего, загнать решили в гробЕё и сына? Ничего не выйдет!А ведь не замечала по первой.Не придавала ничему значенья…Обманутою мужнею женойВот так, по-бабьи, мучаюсь зачем я?Пресечь! Да так, чтоб сразу, на корню,Чтоб удалить, как старый зуб болючий!Поговорю. Вот только накормлю.Как раз удобный выпадает случай.«Ну что стоишь, как проглотил аршин? —Накрыв на стол, она сказала глухо. —Да, Поликарп, мне сорок с небольшим,Но я ещё, мой милый, не старуха.Ты помнишь, говорили мы о чём?Ведь ты любил меня, свою подругу.Не тронь Полину! Двину рогачомИль топором, коль попадёт под руку.Да как же это, Поликарп Лукич?Пред самою женитьбою, под осень,Не ты ль ходил касимовских лупитьИз-за меня, из-за своей Федосьи?..» —«Ты что, Федосья Павловна, совсем?..А бабы – дуры. Им бы только каркать.Полину я не трону и не съем…» —И аппетит пропал у Поликарпа. —«Да я… да я… Ведь ни в одном глазу…Я весь в делах, спина болит и выя!Пойду на баз!..» – Полина на базу,Подойник взяв, коровы моет вымя.
«Треснув, рассыпалась свода небесного чаша…»
Треснув, рассыпалась свода небесного чаша.Словно в крови она перед грозою намокла.Острые стрелы Громовник пустил, и сейчас жеТак шандарахнуло, что задрожали все стёкла.Пылью запахло, озоном, цветами левкоя.Шустрые ласточки срочно попрятались в гнёзда.Очень недолго продлилось затишье такое —Рядом уже, в километре, свинцово и грозно.Сено клоками летит, в городьбе застревая.Где-то копну или две потревожило сена.И накатилась гроза, грохоча и стреляя…Вижу опять суету на подворье соседа.Дождь сыпанул, его капли, подобно алмазам,Кажется, вскроют, как банку консервную, крышу.Вижу в окошке Полину, бегущую к базу,И Поликарпа, за нею спешащего, вижу…
«Случилось это позапрошлым летом…»
Случилось это позапрошлым летом.Уже была покошена трава,И Духов день за Троицею следомВступил незамедлительно в права.И полая вода уже упала,Ласкающая в пойме ивняки,Но не было ещё Петра и Павла,Которого так любят рыбаки.В тот год в рыбхозе разводили карпа.Ровнёхонек – картошка в борозде!И дёрнул чёрт однажды ПоликарпаСетчонку намочить в чужой воде.Ведь не рыбак и не любитель байкиРыбацкие рассказывать, а всё жПодумал: для Полины-молодайкиПоймаю рыбки. Очень карп хорош!Матёрый, на кило, пожалуй, с гакомПопался экземпляр ему один.Шёл, потаясь и радуясь, оврагомИ в сети рыбохраны угодил.Ну не насмешка ли вороньи каркиИ хриплые дурные петухи?Оштрафовали. До свиданья, карпы!Откушала Полиночка ухи!А небо, хмурясь, стыло в купоросе,И Поликарп, сгорая со стыда,Придя домой, сказал своей Федосье,Что завязал рыбалить навсегда.