Пояс Ипполиты
Шрифт:
Наконец пришло время отчаливать. Храмовые сели за весла, Атосса и Борак спустились в кубрик, Аргос пошел к кормилу. Он сел на скамейку, положил руки на рычаг кормила и вздрогнул. Он почувствовал что-то неладное.
– Борак!
– Не кричи, Аргос. Ты разбудишь весь город,- Борак стоял за спиной кормчего.
– Это не мой «Арго»!
– Какая разница!
– крикнул Борак и накинул на шею Аргоса удавку.
Кормчий упал. Подскочили четверо храмовых и связали моряка. Когда он пришел в себя, Борак уж двигал кормило.
– Ты же не знаешь куда плыть, обрубок ослиного хвоста.
– А нам недалеко,- спокойно сказал Борак.
Трещали веревки, могучий Аргос пытался освободиться, кричал, ругался, но ничего сделать не мог. Скоро исчезли огни города, и Борак бросил руль. Вышла из кубрика Атосса. Она тоже не понимала происходящего:
– Почему ты сделал это? Ты и в самом деле не знаешь, куда плыть.
– Приехали. По-моему, наша посудина тонет. Надо проверить днище.
Борак сбросил куртку и спрыгнул в ледяную воду. Нырнув, нащупал выпиленную доску, оторвал смолу и ударил ногами в склейку. Доска выскочила, всплыла на поверхность. В трюм с шумом хлынула вода.
Сам он стал плыть на север...
– Мы тонем! Тонем, Аргос!
– Я моряк и моя могила - море, но ты, грязная...
Что сказал дальше, Атосса не расслышала. С криками и визгами прыгали за борт храмовые. Посудина медленно скрылась под водой. Храмовые несколько минут держались за выпавшие из уключин весла, но от ледяной воды сводило кисти рук, и все пошли на дно.
По горным селениям прошел слух - в день Артемиды будет в Горгипе большой торг, будет скупаться скот в живом виде, будет соленая рыба, солонина и зерно. Цены будут хорошие. И в день Артемиды город закипел торговлей. Когда, как не осенью, селянину продавать скот. Агнесса радовалась - скота в Горгип нагнали видимо-невидимо. Цены были сбиты сразу с утра. Быки, бараны, овцы и козы десятками загонялись в трюмы триер, рыбаки Синдики привезли полные лодки соленой и свежей рыбы - скупалось все и загружалось на палубы, в трюмы кораблей.
В день торга три судна вышли по направлению на Пантикапей.
Здесь Перисад продавал скот и рыбу втридорога - боспорцы за ценой не стояли - благо, было что купить. Перисад стал самым богатым и самым знаменитым человеком на Боспоре - кому, как не ему, занимать трон царства. Знатные торговцы молчали - не они кормили город. Перисада поддерживал народ. Почти все в Пантикапее были его должниками.
Настал день - бывшего сборщика налогов люди внесли на руках во дворец Сотира и вручили ему жезл - царствуй. Прежде чем замахать жезлом, Перисад закрылся в Башне Дум, где до этого жил Спарток. Он знал, что цари не только воевали и убивали своих противников мечом, но и действовали ядом, кинжалом, удавкой, да и то всегда чужими руками. Перисад давно понял, что чужие руки — это Борак. Поднимаясь из грязи в князи, он был готов на что угодно. И он позвал Борака:
– Ты знаешь, мой верный друг, что Аргос на Совете был против назначения тебя предводителем войска?
– Аргос уже на дне моря,- буркнул Борак.- Да и Атосса тоже.
– Значит, ты понимаешь своего царя. Но в Совете есть еще Тиргатао - богиня. Она нам ни к чему.
– И муженек ее ни к чему.
– Вот как! Но он же твой царь и друг.
– У царей друзей не бывает. Что ему Борак, если он запутался в плаще этой амазонской красотки. Теперь я ему не слуга. Я твой слуга. И что ты мне скажешь...
– Нам нужны иные цари Синдики, друг мой.
– Я понял тебя, царь Боспора!
Вспомнив, что Борак теперь ему не служит, Агаэт решил ждать Совета. Ждать долго не пришлось. Вскоре появились Годейра и Перисад, потом пришла Мелета. Сели за стол, слуги подали вино, Мелета сразу спросила:
– Какие вести привез гонец?
– Неутешительные,- сказал Перисад,- Спартокиды снарядили десять кораблей, набили их воинами и ждут подкрепу из Херсона. Через день-два они, я думаю, пойдут на нас.
– Что в Горгипе? Где Лота?
– На них у нас надежды нет. Амазонки, как всегда, смываются перед самым делом. Это к тебе, Годейра, не относится, не сверкай глазами.
– Где Борак?
– спросил Агаэт.
– Я назначил его полемархом и послал в Горгип. По древнему торговому пути он спустится к меотам и дандариям и приведет их в Фанагорию.
– Где твои триеры, царь Перисад?
– спросила Годейра.
– Они все загружены товарами и идут в столицу. После того, как разгрузят, Агнесса Богорожденная приведет их в Фанагору.
– Мы не знаем цели Спартокидов и их истинные силы. Пойдут они в столицу или обрушатся на Синдику,— заговорила Мелета.
– Скорее всего, они ударят по Пантикапе,- заметил Пери-сад.
– Этого мы не знаем,- твердо сказала Мелета.- А воевать под «скорее всего» нельзя. Мои соглядатаи доносят - три триеры стоят в Горгипе с набитыми в трюмах баранами. Богорожденная умчалась в сторону Феодосии, когда вернется, не известно, и вернется ли вообще. И если Атосса и Лота пойдут в горы, от тех баранов останутся рожки да ножки. Твой храбрый полемарх Борак не приведет ни меотов и ни дандариев. Он, я мыслю, сейчас гостит у аксамитов.
– Я в Борака верю,- сказал царь.- Он приведет людей в Фанагору, там четыре корабля. Мы посадим...
– На правах главы Совета Пантикапея я предлагаю тебе, царь Боспора, ехать в Горгип и твоим всесильным приказом поднять горных людей - торетов и керкетов. Погрузи их на триеры Агнессы и жди.
– Мне, царю Боспора, Совет Пантикапея может только советовать!
– Я и советую,- тихо, но твердо ответила Мелета.
– Хорошо. Я поеду в Горгип. А ты сама?
– Я возьму корабли, что в Фанагоре, и уведу их в Акру. Туда Годейра вышлет половину своих воительниц.
– А мне что делать?
– спросила Годейра.
– Ты отведешь оставшихся амазонок за Малый киммерийский вал...
– Но тоща столица останется без защиты!
– крикнул царь.
– Не кричи, Перисад,- заметила Годейра.
– Богиня, по-мо-ему, говорит дело.
– Из столицы нужно вывести всех до одного. Пусть Сотир ворвется в пустой город и бросится его грабить. И вот тогда Годейра ударит по Сотиру.
– Не мало ли ей мы оставили войска?
– Не мало. При одном виде амазонок Сотир бросится в воду.