Пояс Ипполиты
Шрифт:
– Как спалось, дорогая?
– Всю ночь думала о нас с тобой. Не поехать ли тебе в Феодосию?
– Это ж морем, мама. Далеко.
– Если ветер попутный, к вечеру будешь там.
– Зачем?
– Вчера ты сказала: «Хочу быть царицей Боспора». Если при Перисаде, то это дохлое дело. Даже если он забудет эту пресловутую богиню. Как царь он не долог. Со временем его столкнут с трона. Надо ускорить это дело.
– Я не понимаю тебя?
– Агнесса поднялась, села на лежанку.
– Если Спартокиды снова займут трон, кто будет царем, как ты думаешь?
– Спарток стар, Сотир пьяница, Митро молод. Конечно, Левкон.
–
Малый парусник в Горгипе нанять - раз плюнуть. Часу не прошло, как Агнесса на всех парусах мчалась в Феодосию.
А там постоянные споры. Сотир и не помышлял о потерянном троне. Царскую казну он прихватил с собой и день и ночь пропадал в кабачках и тавернах богодаренного города [26]. Левкон ударился в рыбную ловлю, Митродор волочился за местными красавицами - дворец в Пантикапее понемногу стал забываться. Только Спартокид - этот неутомимый старикашка - жил беспокойной жизнью. Он уже успел сходить на корабле в Херсонес, договорился насчет помощи во взятии Боспора, все время теребил Сотира и Левкона, уговаривал феодосийских купцов дать им корабль для похода на Пантикапей.
И приезд Агнессы только помог ему. Все Спартокиды ухватились за девушку. Шутка ли, человек приехал из самой Пантикапеи! Агнесса в тонкостях интриг не разбиралась, она поняла одно - царей надо направить на Перисада, а там будет видно.
– Расскажи-ка, корочка, как там живется при новом царе?
– спросил Спарток.
– Плохо живется,- уныло ответила Агнесса.- В городе голодно, я убежала в Горгип к маме.
– А что в Горгипе?
– спросил Левкои.
– Амазонки собираются уходить на старые места.
– Все?!
– Как одна. Их поведет моя мать.
– А Годейра?
– спросил Сотир. Он натерпелся страха от набегов царицы амазонок и потому спросил о самом важном.
– Годейра ушла к скифам, за вал. Увела все сотни.
– И кто же сейчас в городе? Кто?
– торопливо заговорил старик.
– Никого.
– А Перисад, а синды?
– Перисад собирает дань с Синдики. Бороздит Меотиду на всех своих кораблях.
– Как он не боится?
– А кого ему теперь бояться. Храбрый Левкон вооружился острогой и ловит рыбу, премудрый Сотир спит. Он и сейчас спит, амазонки либо ушли, либо уйдут.
– А Синды, меоты, аксамиты?
– Они прячутся в камышах от налогов и податей. Города - полисы грабятся...
– Я говаривал, говорил! — Спарток разволновался не на шутку. Нам надо сегодня же снаряжать флот. А то там все разворуют без нас,- клянусь Пормфием.
– А где деньги, чтоб флот... нанимать?
– Сотир поднял со стола голову.
– Что, сынок, казну уже пропил? Займем у купцов. Нам бы только зацепиться за дворец в Пантикапее.
Потом пришли знатные феодосийцы. Агнесса разливалась соловьем залетным, рассказывая о голоде и запустении в столице Боспора, она убедила их, что Сотиру можно дать и корабли, и деньги. В долг, конечно, но расписку взяли с Левкона. Потом Левкон повез Агнессу на рыбалку, в море. Там, между ласками, Агнесса взяла с него клятву, что в случае успеха он сделает ее царицей. В такие моменты мужики дают любые клятвы.
– Где сама богиня Тиргатао?
– как бы между прочим спросил Левкон.
– Во-первых, она не наша, а во-вторых, она не Тиргатао. Она Мелета, выскочка и задира. Ты
– Наверное, с Перисадом по Синдике болтается?
– Нет. Теперь она в Фанагоре - царя Агаэта обхаживает. Ты, когда пойдешь воевать на Пантикапу, зайди мимоходом туда.
– А ты не боишься...
– Клятву же ты дал, бессовестный? Не покорив Агаэта, в столице вы не усидите. Боспор Синдикой держится.
До Фанагории Мелете не пришлось добраться. Только успела она выгрузить из лодки белого коня, как ей навстречу сотня меотов. Упали на колени, уткнули лица в землю, вопят:
– Великая богиня, грабят!
– Кто грабит?
– Мошенник Перисад и боспорцы! Всю рыбу забрали, сейчас зерно грузят!
– На коней, славные меоты!
– Мелета накинула на плечи белый пеплос, выхватила меч и помчалась в Кепы, где грабил людей Перисад. На пути к пристани зарубила трех боспорцев, остальные, увидев белоснежный плащ богини, разбежались, оставив Перисада одного. Мелета не поехала к триере, через посыльного велела Перисаду разгрузить триеры и вернуть награбленное. Перисад, будущий царь Боспора, и сам отчаянно перетрусил - на холме, уперев руки в бока, стояла величественная всадница, и ее блистательный плащ развевался по ветру, как крыло гигантской птицы.
Об этом случае в тот же день разнесся слух по всем пристаням и гаваням, и Перисад. понял, что ему налогов синды не дадут. А Мелету уже звали в Тирамбо, к рыбакам - там тоже шарили агенты Перисада. И около недели то тут, то там развевался белый плащ богини - синды, меоты, аксамиты под ее защитой ощетинились копьями против новых захватчиков.
Долго тешить свою скорбь не пришлось и Агаэту. То из одного конца Синдики, то из другого прибегали гонцы и просили защиты у царя. И он с малыми отрядами метался по стране, где помогал, ще получал по шее - вот, мол, богиня Тиргатао вездесуща, а царь Агаэт сидит во дворце. Даже Борака с ним не было, ему Перисад пообещал высокий сан полемарха Боспора. Но ходили слухи, что Аргос изгнал его с Совета и звание главы войска не утвердил. И Борак вернулся в Фанагорию. Но коноводом царя не стал, объявив себя вольным скифом, служителем Перисада. Он все еще надеялся стать главным при царе Боспора. Хотя и дворец в Фанагоре принадлежал теперь Агаэту, он боялся туда заходить. Там было неуютно и холодно.
По ночам начались заморозки, а днем шли дожди. Закутавшись в плащ, Агаэт устало шагал к дворцу.
– Ты бывал во дворце Гекатея?
– спросил он у Борака.
– Теперь он твой. Холодная каменная лачуга. Крепость, одним словом.
Больше говорить не хотелось. Перисад так измучил своим налоговым походом, что Агаэту было не мило все на свете.
Во дворце неуютно и сыро. Они походили по пустым комнатам - никто их не встретил. Борак сказал:
– Я схожу на конюшню. Около лошадей тепло, и этот скряга, конюший склот, скорее всего, там. Скажу, что ты приехал.
Агаэт вошел в главный проем и удивился - в середине стоял огромный медный таз, в нем сияли голубыми огоньками древесные угли, а вокруг таза сидели и грелись нахохленные женщины. Несмотря на то, что они закутались в какое-то старое тряпье, Агаэт понял, что это молодые женщины, причем красивые. Он подошел к ним, женщины оживились, но не разбежались, продолжая сидеть и греть руки над тазом.
– Я желаю вам здоровья, прекрасные женщины,- мягко произнес Агаэт.
– И мы тебя приветствуем - сказала смуглая, видимо, старшая среди сидящих.