Пояс Ипполиты
Шрифт:
– Кто это решил?
– Я решил.
– Почему без Совета? Никто ничего не знает.
– И Сотир не будет знать. А если Совет будет знать...
– Значит, ты не доверяешь Совету?
– Секрет, о котором знают двое, уже не секрет.
– Но теперь о твоей тайне знаем мы двое.
– Ты не в счет. Ты же хочешь стать царицей Боспора.
Атосса в последнее время действительно расхворалась. Но к приезду дочери почувствовала облегчение и встретила Агнессу на ногах. Жила Атосса по-прежнему во дворце Годейры, дом был шумен — по залам и комнатам сновали
– Пойдем в храм, Богоданная. Здесь нам не дадут поговорить. Девки распустились совсем. Подслушивают у дверей, лезут к Священной по любому пустяку, не слушаются.
– Ты, я вижу, здорова. Почему же вызвала?
– Надо о многом поговорить.
У дверей храма охраны не оказалось. Где-то за углом слышалось девичье повизгивание, и на зов Атоссы выскочили растрепанные охранницы.
– Опять с мужиками - кобылицы! Смотрите - другой раз головы оторву. В храм не пускайте никого - нам надо побыть наедине.
Войдя в наос, удивленная Агнесса увидела Кумир Девы с поясом на бедрах. Воскликнула:
– Откуда же пояс?! Он там, у нас.
– Сделала сама, не впервой,- сердито проговорила Атосса и повлекла дочь в придел наоса. Там было прохладно, Атосса затопила камин. Разжигая огонь, она начала говорить:
– Я тут не теряла времени даром. Вы думали, забросили старуху в глушь и она сидит тут в неведении. А я теперь знаю о Боспоре и Синдике больше, чем вы, все вместе взятые. Я тут гоняла моих телок и на лодках, и верхом, и пешком во все стороны и знаю, например, что Мелета отказалась одеть пояс Ипполиты, а этот вор Аргос, наверное, выковырял все камни из него, а кожу изрезал на подметки сандалий.
– Пояс цел. Я вчера видела его, он у Лоты.
– Слава Ипполите. Вот ты сказала, что я здорова. А это неправда. Я сильно больна душой. Я вся извелась в тоске по родной Фермоскире и подумываю постоянно о возвращении туда. Я хочу лечь после смерти в родную землю. А тебя я хочу оставить при храме.
– Здесь?
– Нет, в Фермоскире. Здесь амазонкам не выжить. Они и так уж растеряли все заветы Великой наездницы. Могли ли тискаться с мужиками храмовые девки? А здесь ты видела сама. У царицы Годейры почти не осталось амазонок, все спарились со скифами, скребут котлы их очагов. Они за время набегов на боспорские города разжирели, обросли богатством и думают не о том, чтобы завоевать Боспор, а о том, чтобы откочевать со своим скифом в глубь меотийских степей. А царица Годейра, говорят, завела себе мужика, скифского царевича, и уже имеет от него сына. И как ты думаешь - будет она воевать за Пантикапу? Да ни за что на свете! Грабить — это пожалуйста, а воевать - не-ет.
– Без Годейры мы обойдемся, как-нибудь.
– Ты, как была дурой, так и осталась. А эти кобылы из Лотиных сотен, думаешь, зачем лезут на Боспор? Чтобы оттуда ходить в набеги на Синдику. Ты думаешь, даст эта новоиспеченная богиня им волю? Накося - выкуси! И Синдика поднимется
– Я не понимаю, чего ты хочешь?
– Я хочу сохранить, если не всех наших воительниц, то добрую половину, и увести их в Фермоскиру и создать там сильное воинство и жить по старым порядкам, при нашем же храме.
– Ты думаешь, он цел? Думаешь, богиня Ипполита снова перекинет золотой кумир в твою Фермоскиру?
– И снова дура! Ты думаешь, кумир золотой? Накося - выкуси! Он из камня!
– Как - из камня?!
– А так, очень просто. Он только обложен золотыми пластинами. Их Аргос привез сюда. Здесь вырубил камень и снова обложил его. А мы развесили уши. И мы сможем это сделать там, в Фермоскире. Я чую, каменный болван в том храме цел.
– Я что-то не очень стремлюсь на Фермодонт.
– Ты там будешь единоправной владетельницей города - ты будешь Великой жрицей храма.
– И жить постной жизнью, без мужиков? Мне нужна одна власть — здоровый, сильный мужик. А там даже царице нельзя...
– Вот блудливая кошка! Заветы богини можно переписать. И придется переписать. Все, кто остался в Фермоскире, уже живут с мужиками - им старые заветы ни к чему. Скажи мне - кто с тобой здесь считается? Мелета - твой враг, Перисаду ты не нужна даже на ночь, корабли у тебя уже отняли, воевать ты не хочешь, да и не умеешь. Кому ты нужна? А там — выбирай любого мужика, живи в храмовом дворце, царицей ставь любую, верную тебе, бабу. И владей, владей, владей!
– Без тебя я и там ничего не буду стоить. А ты похода через горы не перенесешь.
– А корабли?
– Их нам не отдадут? Да и ни одну амазонку не посадишь на весла. Они уже этой прелести отведали.
– Пойдем через горы! На подножном корму,- твердо сказала Атосса.- Там есть на кого делать налеты.
– Воительницы за тобой не пойдут. И я тоже.
Атосса вскочила с кресла, несколько раз прошлась по комнате и заговорила вроде совсем о другом.
– Ни одна баба жить без любви не может. Даже если она дочь пастуха...
– Или богорожденная,- заметила Атосса, поняв, что стрела про пастуха намечена в нее.
– Да, и богорожденная. Но она, любя, не обтирает задницей подстилки грязных синдов, меотов или дандариев. Она кладется под мужика царственного, богатого и могущественного. Скажи, кто будет царем Синдики, если мы сменим боспорских царей?
– Снова Гекатей, наверное.
– Держи карман шире! Царем Синдики поставят Ага эта. А ты бы могла быть его царицей. Он давно...
– А ты, как думаешь - кто займет трон Боспора?
– Конечно же Перисад! Он сам мне несколько раз намекал об этом. Но он любит Мелету!
– Ну и что же. Она не захочет стать его женой.
– Почему?
– От добра добро не ищут. Она и так будет выше царицы. Она же богиня Синдики. Ей скифы отгрохают такой храм, какой Фермоскире и не снился. Не зря же она не одела пояс Ипполиты. Только я не пойму, к чему ты клонишь этот разговор?
– А к тому, чтобы ты стала властительницей в любом месте, если ты Богорожденная. При твоей красоте...