Пожарский 2
Шрифт:
— Да-да… В пределах… — мысли ректора, кажется, приобрели новое направление. — Как вы относитесь к тому, что нашему актовому залу требуется ремонт?
— Прекрасно отношусь. Мой управляющий будет у вас завтра, вы с ним обсудите детали. А сейчас выпишите мне бумагу, мне нужно выплеснуть гнев, пока я никого не убил.
Он посмотрел на меня, склонив голову, как настороженный воробей:
— Это излишнее, — быстро написал разрешение на листочке, — всё, идите. Сейчас даже днём многое свободно. Думаю, вам быстро подберут подходящую
Мы вышли из ректората, и Кузя тотчас принял человеческий вид:
— Прекращал бы ты, пап, людей запугивать.
— Не худшее занятие.
— Но надо же иметь резерв по воздействию.
— Уверяю тебя, если понадобится, я такое воздействие обеспечу, что никому мало не покажется.
— Вот этим ты их и пугаешь. Думаешь, они не чувствуют?
— А думаешь, чувствуют?
— Н-ну-у-у… — Кузя рассуждающе приподнял брови, — это, наверное, как с великаном. Ты выглядываешь из окна — и видишь носки его сапог. Но ты же соображаешь, что эти носки — не всё, что он из себя представляет.
— Ага. В них ещё ноги и, конечно, запах, — саркастически согласился я, — не говоря уже обо всём остальном, что выше.
— Вот именно, — очень серьёзно согласился Кузя.
— Так. Вот ты прекрати-ка драматизировать, так ты пугаешь меня. Лучше скажи, что там тебе Салтыков-сынок вещал?
— Да тарабарщину эту, которую я Настьке наговорил. Вытрясли из неё, видать.
— Не сработало — это хорошо. А то я уж переживал, что ты заклинание на себя сгенерировал.
— Нет, если бы я и сгенерировал, — задумался Кузя, — оно должно было получиться исключительно для личного использования. А то, что Настасья им с кем-то поделилась — это её печаль. Хотела опозориться — опозорилась.
— Да она не особо и хотела, я думаю. Выжали.
— Эти могли.
Мы дошли до тренировочной зоны, и снова встретили того же лаборанта.
— На ловца и зверь бежит! — радостно возгласил Кузя.
— Так нельзя же…
— Можно, — протянул я свой замечательный допуск и в довесок — рубль. — И ты нам подберёшь лучший павильон из возможных свободных, максимально близкий ко входу в музей.
— Сделаем! — мгновенно повеселел парень. — Сей момент!
— А ты, Кузя, дуй за лечилками, совсем забыли! — сунул я Кузьме деньги.
Оставшийся до обеда почти час я посвятил швырянию огненными зарядами малых форм, но сложных конфигураций. И почти прошёл путь от горячей бешеной ярости до холодной боевой.
05. ПОДГОТОВКА
НЕ ПОРА БЫ ПОДКРЕПИТЬСЯ?
— Обедать-то пойдём? — спросил Кузя, заглядывая куда-то мне за спину.
Я оглянулся — на дорожках тренировочной зоны, просматривающихся из нашего павильона — никого. Утёр пот, обильно текущий с меня во время тренировок с огнём.
— Не рано ли?
— Да я подумал: к началу перерыва придём — в очереди не придётся стоять.
— Тоже верно. Пошли тогда, к Святогору заскочим, очищением пройдусь.
Действительно, странно будет, если в столовую я завалюсь в идеально чистом костюме, сам покрытый копотью и благоухающий потом. Девчонки будут носы морщить. А, может, и не только девчонки, народ нынче нежный.
Пришли мы к самому началу обеда — впрямь, первые. Сели в приятном месте у окна, рядом с целой россыпью цветущих кустиков в длинных бадьях, кум королю.
— Как думаешь, — Кузьма сегодня периодически становился подозрительно серьёзен, — заплатят Салтыковы отступные?
— Конечно, заплатят. Только не сразу. Ты сам подумай: если Салтыков старший сразу скиснет и всё запрошенное выкатит — кто его после того как серьёзную фигуру принимать станет? Это ж политическое самоубийство получится. Я, честно говоря, думал, что он и ждать не станет, сразу заявит, мол: биться, а не мириться! — я очень серьёзно посмотрел на Кузю: — Или ты о Настеньке переживаешь?
Кузя немного помялся:
— Да есть немного. Симпатичная девка, а встряла в историю по глупости…
— М-м… И нам её чисто по-человечески жаль, да? Сынок, ты пока семьдесят лет на полке лежал, не заржавел, часом? Эта симпатичная девица — боярышня из враждебного нам клана. И переживать она будет в первую очередь за своих, горой будет стоять. И меня убьёт, если надо будет, не задумываясь. И тебя в домну кинет.
— Не всякая домна меня возьмёт, — пробурчал Кузя.
— Да не о том речь! Это вражий клан, который в своих намерениях расписался — прямее некуда! С такой змеищей и спать рядом нельзя — во сне укусит. А ты всё про сиськи!
— Да понял я, — Кузя покаянно вздохнул.
И тут появился Илья. Увидел нас, как вошёл, махнул кому-то, чтоб очередь на него заняли, а сам — к нам, буквально бегом:
— Здорово, братцы! — сел, оглянулся по сторонам подозрительно, наклонился поближе: — Новости слышали?
Мы с Кузьмой переглянулись:
— Что за новости?
— Остромысла грохнули.
— Это кто ещё? — непонимающе спросил я.
— Так историк твой! Ну, не твой, а с которым ты на поединок выходил.
— Да ну? И как?
— Говорят, вчера ещё. Утром его собирались из больнички Академии куда-то перевозить. Вроде, говорят, на экспертизу, да потом на дознание. Не успели два квартала проехать — поперёк движения тяжёлый грузовик вылетел. Как будто бы потерял управление. И прямо в Академическую карету скорой помощи. Водитель с лекарем впереди сидели, там открытая кабина — их выкинуло, живы, но в травме лежат, а будку для болящих по всей улице размазало… Приятного аппетита, кстати.
— Благодарствую, — сказали мы с Кузей хором. Нам аппетит хрен испортишь, чего мы в жизни только не видали, после каждого раза воздерживаться — с голоду помрёшь.