Пожарский 2
Шрифт:
Хорошо быть стихийником с разными стихиями. А если она одна, да и та рассчитана на максимальный урон без особой фантазии — ну, такое себе. Трещит громко, толку мало. Поняв, что тормозить мы не собираемся, Салтыков нас всё-таки развлёк парой заготовленных артефактов — стаей самонаводящихся сосулин, которую Кузьма превратил в ледяную взвесь, закрутившись вокруг меня сплошной стеной, и огненным валом — тоже ерундовина. И тут мы добежали.
Салтыков рубанул мечом — хорошо так вложился, от души. А Кузя тупо отсёк его клинок, почти у самой рукояти.
— Уно*!
*Меч
Много разных щитов было у Салтыкова. А вот от мёртвой энергии не было. Да и те, которые были, против Кузиной силушки не играли никак.
Кузьма мелькнул вокруг Салтыкова:
— Дуэ!
На красный песок Арены упала половинка эфеса от боярского меча и несколько разом почерневших пальцев в чешуйках латной перчатки.
Салтыков оскалился и попытался выбросить культей молнию. А ещё его лечилки заработали, потому что я почувствовал текущую в мою сторону ману. Ну, не может обычное лекарство мёртвой энергии сопротивляться. Тут живая нужна, а специалистов по ней и в прежнее время по пальцам пересчитать было…
Кузьма блеснул антрацитовой петлёй.
— Тре!
Теперь у Салтыкова не было кисти. Обрубок чернел из рукава, прижжённый мёртвостью. Боярин отступал, придерживая левой рукой культю, рыча и плюясь сквозь ощеренный рот. Толпа ревела. Девчонки визжали.
— Тебе не сможет помочь ни один лекарь, — холодно сказал я. — Так же, как маленькому Диме Пожарскому, которого ты не пожалел.
— Куаттро!
Следующий пласт отрубленной руки с несколькими пальцами левой полетел на песок Арены. Заблестели срезанные металлические ошмётки доспеха.
— Мой меч хорошо считает. Ты будешь умирать долго.
— Чинкуэ!
От предплечья правой руки осталась совсем короткая культя. Меч развернулся, ударил боярина яблоком рукояти в скулу и завис над тушкой, скребущей по песку ногами:
— Сэи?
Меч издевательски засмеялся, и это сломало Салтыкова.
— Я сдаюсь! Сдаюсь!
— Что ж, — я подошёл и встал над ним, — значит, настало время Салтыковых-младших. Кто там первый? Иван?
— Нет! Не надо! Отступные заплачу! Ка… как до… говаривались.
— А мы договаривались? Что-то не припомню. Прощения проси за род свой гнилой, мразь вонючая.
Честно говоря, смотреть, как боярин ползает и бьётся лбом в песок Арены, было отвратительно. Да и плевать я на его извинения хотел. Это была картинка для тех, кто ещё подумывал клюв на мой род разинуть.
Когда Салтыков в своих излияниях пошёл на второй круг, я оборвал:
— Хватит! Мои условия. Первое и главное. Покаяние за грехи рода чтоб завтра же во всех газетах были прописаны. Второе. Возврат всех Суздальских земель Пожарских, со всем имуществом. А теперь вира. За тебя и за каждого из твоих вымесков — по деревне в триста дворов, со всеми людьми, и по двенадцать талантов серебра. Чтоб вы, сквернавцы, дальше землю могли топтать. А не согласен — всех щенков твоих по очереди на твоих глазах на лоскуты порежу. Считаю до трёх. Раз… Три!
— Согласен, — сквозь скрежет зубовный выдавил Салтыков.
— Тогда на ноги поднимайся да к борту ступай, зови своих людишек. Покуда серебра и бумаг на земли не увижу — поединок наш не завершён, а лишь приостановлен.
В РАМКАХ, ДА…
Надир ар-Умар ибн Фуад ибн Шафи Хаким, главный управитель учебных заведений Великого Ирана, а вслед за ним круг чиновников всё выше и выше рангом, присоединяющихся по сети экстренных вызовов, следили за слегка дрожащей картинкой разворачивающегося поединка.
Когда над красной Ареной громыхнуло имя Великой Марварид, Надир Хаким чуть не уронил своё зеркальце. И ещё раз! Надир приник к экрану самым носом, не веря своим ушам.
— За жизнь? Он благодарил её за жизнь?..
Всё кончилось очень быстро. Талантливый мальчик Фарид ар-Рахим ибн Сулейман ибн Абу Бакр Калын повернул магофон лицом к себе и пробормотал:
— Тут, кажется, никто ничего не понял. Некоторые спрашивали друг у друга… — Фарид вытер пот со лба: — «А кто это — Марварид?» — зеркальце задрожало в его руках. — Сейчас бой остановлен, идут какие-то переговоры. Ближе подойти нет возможности, но я буду наблюдать до конца и сообщу всё, что смогу узнать, оставаясь в рамках приличий.
ЛИЗОНЬКА
Особняк Трубецких
Настя Салтыкова так рыдала в магофон, что Лиза ничего не могла разобрать.
— Настюша, тише, тише… Я не понимаю… Тебе нужна помощь? Ты можешь сейчас приехать? Или мне прислать за тобой машину?
Настя вытерла слёзы тыльной стороной запястья:
— Пришли. Я в Академии.
— Жди, дорогая, пять минут!
Лиза отключила магофон и бросила за спину:
— Слышали? Машину за боярышней Салтыковой.
— Будет сделано!
Из коридора глухо донеслось, как кто-то по рации передаёт приказ шофёру. Лиза хмыкнула. Почти ведь магофон, только без магии и без картинки. Для простолюдинов. Окна Лизиных комнат выходили во внутренний двор, даже и не услышишь, как машина подъедет. Мысли перепрыгнули на звонок. Интересно, что Настька так поздно в Академии делала? Лиза решила, что будет выглядеть добродушной хозяйкой, велела накрыть столик к чаю, но явившаяся Настя, кажется, даже ничего не заметила.
— Светел месяц! — всплеснула руками Лиза. — Да что случилось?! Ты опухла, как подушка!
— Наплевать!!! — Настя упала в кресло и снова зарыдала. Пришлось истратить на неё две бутылочки успокоительных зелий, прежде чем удалось выжать из подружки что-то удобоваримое.
Итак, Салтыковы поставили — и проиграли. По словам Насти выходило — потому что меч Пожарского (ТОТ САМЫЙ МЕЧ!!!) оказался гораздо круче лучшего меча из фамильного Салтыковского схрона. И он что-то сделал с Салтыковым-отцом… Видимо, что-то неприятное, потому что Настя не могла толком ответить — что? — и только истерически кричала: «Янемогуянемогуянемогу!!!» Но сам боярин остался жив. И даже договороспособен, судя по тому, что прямо сейчас шло оформление документов о компенсационном соглашении. Как это по-русски? Лиза брезгливо перебрала в голове варианты. Отступная, кажется.